бы желая сказать, что догадка капитана о незаконном происхождении молодого дворянина весьма правдоподобна, а затем сказал:
– Вы прибыли в Париж в поисках счастья?
– Вашему величеству, должно быть, известно, что в наших горах водится много камешков и мало денег, – ответил Генрих.
– Ну, деньги становятся редкими повсюду, – возразил король. – Моя матушка, королева Екатерина, уверяет, что я самый бедный дворянин во Франции.
– О, если бы ваше величество позволили мне разделить вашу бедность! – с тонкой улыбкой сказал Генрих.
– Гасконцы обладают большим запасом остроумия! – сказал король с довольной улыбкой.
– И малым запасом денег! – сказал Пибрак.
– Ну, десяток-другой пистолей у вас, наверное, найдется, – улыбаясь, сказал Карл IX. – Предупреждаю вас, сегодня я собираюсь играть крупно! Эй, кто там есть! Готье! Поставь-ка нам стол и принеси карты!
Когда стол был расставлен, король уселся, достал из кармана кошелек, бросил его на стол и сказал:
– Месье де Коарасс, я избираю вас своим партнером.
– Я безмерно польщен этой честью, ваше величество, – ответил Генрих, усаживаясь справа от короля.
Пибрак сел против короля и пригласил Ноэ занять оставшееся место. Склонившись к уху последнего, Пибрак шепнул:
– Мы должны постараться проиграть во что бы то ни стало! Если король выиграет, он всю ночь будет в великолепном расположении духа и Рене будет усмирен!
– Сними, Пибрак, – сказал король, заранее предвкушая удовольствие от любимой игры.
Пибрак снял, и игра началась.
XIII
Незадолго перед тем, как король уселся в своем кабинете за игру, его сестра Маргарита Валуа заканчивала свой бальный туалет при помощи прелестной камеристки, белокурой, словно мадонна, и остроумной, словно чертенок. Одевая свою госпожу, Нанси (так звали камеристку) непрерывно болтала. Но на этот раз шутки и злые выпады девушки насчет видных придворных персонажей не были в состоянии рассеять грусть юной принцессы. Что же было такое с Маргаритой? Какой неисполненный каприз, какая неприятность могли омрачить ее очаровательное личико? Разве не была она красивейшей из красавиц, разве сам пресыщенный нечестивец Дон Жуан не избрал бы ее своим идеалом? Но напрасно старалась Нанси – ничто не могло вызвать улыбку на лице принцессы, ничто не могло пробудить ее из ее грустной апатии. Наконец смелая камеристка решила произнести имя, которое сразу произвело свое действие.
– Если бы герцог Гиз был здесь, – сказала она, – он нашел бы, что ваше высочество еще красивее, чем всегда.
– Да молчи ты, Нанси! – испуганно шепнула Маргарита.
– Ну вот! – сказала Нанси. – Разве запрещено упоминать имя герцога?
– Да говорю тебе: молчи! – окончательно перепугалась принцесса. – В Лувре и у стен имеются уши!
– Но королева-мать уже на балу, так как посланник приехал, а раз королевы нет, то можно смело говорить о герцоге!
– Герцог уехал, – вздыхая, сказала Маргарита. – Он