задали бы вопроса, на который уже не знали бы ответ.
– Благодарю, дорогая. – Глаза тетушки вспыхнули, и она самодовольно улыбнулась. – Конечно, ты права. И когда-нибудь ты станешь столь же проницательной, как я, – попомни мои слова.
Вспомнив, как взволновал ее разговор с лордом Грейхоком, Кэтрин пробормотала:
– Очень надеюсь на это, тетя. Потому что… Ох, боюсь, что в данный момент мне сильно недостает этого качества.
Леди Ли, как обычно называли тетушку Кэтрин, выглядела великолепно для своих без малого шестидесяти лет, а ее широко поставленные глаза были почти такими же зелеными, как глаза Кэтрин. При этом тетушка никогда не отличалась экстравагантностью в отношении нарядов – ей это просто не требовалось. И тетя всегда держалась так, словно была самой прекрасной и самой важной персоной, как бы она ни была одета и где бы она ни оказалась.
– Так что ты рассказала своим сгоравшим от любопытства приятельницам о графе?
– Ничего, – ответила девушка.
– Вот и хорошо, – одобрила тетушка Ли, снова улыбнувшись. – А вот и виконт Тредфилд! Знаешь, придется сообщить виконту неутешительную новость. Сегодня я не смогла предоставить ему место за столом рядом с герцогом, потому что считается, что его светлости необходимо обсудить с лорд-мэром вопрос, который вскоре поставят на голосование в парламенте. Это неправда, конечно, но я никому не позволю указывать мне, как рассаживать гостей за обеденным столом герцога. Ну… до встречи, дорогая. – И тетя Лиола исчезла так же молниеносно, как и появилась несколько минут назад.
Кэтрин же с улыбкой покачала головой. С семи лет она жила со своими пожилыми родственниками, жила очень тихо и спокойно, и ей редко удавалось в детстве поиграть с кем-нибудь из сверстников. Лишь иногда дальние родственники или друзья посещали ее дядю в поместье, где он проживал в то время, и привозили с собой детей. Но, увы, это случалось нечасто.
После того как Кэтрин переехала жить к дяде, у нее еще долгое время возникало желание громко закричать – просто для того, чтобы услышать хоть какой-то шум. Ее тетя с дядей были очень тихими людьми, а слуги и учителя – такими же. Даже старинные часы, стоявшие в холле их особняка, отбивали время так тихо, что она могла слышать их только тогда, когда стояла рядом.
До семи лет Кэтрин жила со своими родителями, двумя старшими сестрами и братом, и в доме у них никогда не бывало тихо. Тишина наступала лишь после того, как все укладывались спать, да и то не всегда. Даже ночью иногда можно было услышать, как ее сестры или брат разговаривают во сне. А вот после произошедшего несчастья Кэтрин очень часто лежала в постели без сна, мечтая снова услышать голоса и смех своих близких.
Возможно, именно поэтому – хотя она не могла танцевать и никогда не сможет – Кэтрин любила посещать званые приемы и балы, на которых могла наблюдать, как другие весело кружились в зале. Кроме того, ей очень нравились комнаты, переполненные шумно беседующими и снующими повсюду людьми. Нравилась и громкая музыка, а также веселый смех. Все это воодушевляло ее и напоминало о том,