с Игорем Северяниным, как первым, теперь уже ушедшим вождем эгофутуризма, не разделяет кубо-футуристического преклонения перед бессмысленностью и ничтожностью.
«Цель творчества не общение, я только самоудовлетворение и самопостижение… Все истинные создания искусства равноценны. Нет великих и второстепенных поэтов, все равны… По содержанию не может быть достойных и недостойных произведений искусств, они различаются только по форме… Нет низменных чувствований, и нет ложных. Что во мне есть, то истинно. Не человек мера вещей, а мгновение. Истинно то, что признаю я, признаю теперь, сегодня, в это мгновение.» (В. Брюсов. Истины. Северные цветы, 1901 г. Стр. 196.)
Такова формула символически-декадентского творчества – предшественников и духовных отцов футуризма. Слово футуризм уже было на языке символистов, философ и критик которых Шарль Морис[63] озаглавил свой труд «Литература сегодняшнего дня».
Если мы вглядимся в формулировку творчества декадентов в их собственном изложении, то увидим, что футуристы-дети идут по намеченному отцами пути.
Они резче подчеркивают особенности своего победного шествия и в своих манифестах ссылаются на близость грани безумия, как желанного и ценного.
До сих пор психиатрическая критика подходила к оценке новейших течений литературы с точки зрения душевного здоровья – и открывала Америку. Ни декаденты, ни футуристы ничуть не шокированы близостью к душевному заболеванию.
Пшибышевский[64] завидует участи «мономана[65], страдающего психозом ужасных видений».
Пшибышевский признаёт «объединяющую веру – веру в Шарко[66] и веру в божественность одержимости бесами». Это не выбор, а соединение подлинного лика с личиною, та мгновенность переживаний, под защитой которой свершает свой круг новое творчество.
В одном из обращений к обществу, в манифесте эгофутуризма прямо сказано: «III – Мысль до безумия. Безумие индивидуально». (19 Ego 12)[67]. И эгофутуристы Ассоциации 1913 года признают «мысль до Безумия, ибо лишь Безумие (в корне) индивидуально и пророчественно» (И. В. Игнатьев. Эго-футуризм. Послелетие, 1913).
Однако же на предыдущей странице той же брошюры мы находим упрёк критике: «Эгофутуризм прессой так и принят – “Сумасшествие”».
Это противоречие объясняется тем, что душевное заболевание имеет двоякий смысл. В глазах непосвященного, в обычной жизни слово это стало синонимом бессмыслицы, нелепости и является в том виде, как употребляет его критика, на которую справедливо нападает И. В. Игнатьев[68], добавляя, отчего критике «не выдавать свою безмозглую болванку за череп психиатра?»[69]
На самом деле, всякое душевное заболевание подкрадывается медленно и выражается, действительно, часто ослаблением деятельности сознания, но совершаются эти перемены по определённым законам.
Душевное заболевание требует, прежде всего, оценки, а не глумления. Да и оценка может быть различная в зависимости