первая. Помер тот…
1
Кадры решают все!..
Февраль 1953 года, Москва
Рабочий день министра обороны Николая Александровича Булганина начинается ни свет, ни заря – пока все труженики Страны Советов еще спят крепко и видят сны о мировой революции и мире во всем мире. Потому он и министр обороны, что встает раньше всех (а иногда и не ложится) во имя спокойного и мирного сна своих сограждан. Встает он тихо – чтобы не разбудить жену, что едва уснула после его ночного возвращения с работы в чуть живом от усталости состоянии. Маршальская форма всегда у него в шкафу, он надевает ее, освежается одеколоном и, стремительно спустившись по лестнице, впрыгивает в служебную машину, что мчит его по спящим еще улицам столицы в родное министерство. Сторож министерства Семеныч еще и глаз не сомкнул с тех пор, как покинул Николай Александрович свое рабочее место, а он уж тут как тут.
«Ну и здоров», – присвистывает Семеныч, отдавая на входе честь не замечающего ничего на своем пути руководителю. И впрямь он дюже здоров – несмотря на солидные уже годы, он еще залихватски отплясывает на всех правительственных приемах – да не что-нибудь, а «Барыню»!1 А ее поди, спляши! Никто не сможет, кроме, пожалуй, Николая Александровича. Все это снадобье. Волшебное и чудесное, что сил министру прибавляет и для работы, и для пляски задорной. Потому и спешит он сейчас к рабочему месту, чтобы скорее из него сил жизненных почерпнуть и взяться с присущей ему неутомимой энергией за работу по обеспечению безопасности родины.
Н. А. Булганин, министр обороны СССР
А оно уж и ждет его в кабинете! Прямо на столе, не допитое еще со вчерашнего вечера, а точнее, с ночи, когда товарищ Булганин, не в силах больше трудиться, закончил рабочий день. Стремительно как пуля летит министр к бутылке, дрожащей от предвкушения очередного бесконечного трудового дня рукой наливает в рюмку божественной жидкости, опрокидывает… хорошо!
Почувствовав, как головная боль улетучивается, министр подходит к окну, открывает его, закуривает. Холодно. Недаром на родине его есть поговорка: «Марток – надевай сорок порток!» Зима почти подошла к концу, метелей и вьюг больше не жди, и оттого еще более трескучий мороз каждую ночь бьет по грязным московским улицам и мостовым, прогоняя блуждающих котов, собак и пьяниц прочь с заиндевелых Чистых прудов, обледенелой Москва-реки, промерзших и замусоренных Никитских ворот.
Чтобы не замерзнуть, министр замахивает еще рюмку. Потом еще. К девяти часам утра, когда все только подтягиваются в министерство, он уже готов. К труду и обороне. Вот только спать предательски хочется. И идет министр в комнату отдыха, что отделена тоненькой стеночкой от кабинета, и растягивается там на небольшой софе, погружаясь в сон до обеда и думая лишь о том, что какая-то важная мысль есть у него по расходам