нормально, пап.
– Юленька, я же вижу!
– Ты все равно не сможешь решить. Это мамино обещание.
– Что она тебе наобещала?
– Хорошо, объясню. Мама обещала подарить дубленку. Сейчас идет распродажа. Шикарная дубленка стоит восемь девятьсот. Осенью она будет стоить десять или больше.
– Стоит ли из-за такой чепухи расстраиваться, доча? Твоя мама никогда не забывает обещаний. Десять тысяч на твою дубленку лежат в шифоньере. Бери и покупай.
Для нее это были не деньги, а деньжищи. Они настолько подняли настроение, что она под музыку из телевизора стала, как в детстве, выделывать перед отцом танцевальные «па». Он сидел в скрипучем кухонном кресле, слегка покачивался и щурил от удовольствия глаза.
– Папа! – вывела она его из блаженного состояния. – Я хочу дней десять пожить в деревне у тети Любы. Ты не будешь обижаться?
– Конечно, нет, доча. Поживи на свежем воздухе, Попей парное молоко.
Ей показалось, что он расстроился. Юлька поспешила его успокоить:
– Тут же близко. Стану наведываться, чтобы проверить, варишь ты для себя или питаешься всухомятку. Так что кушай нормально.
Он шмыгнул носом. Она вдруг пронзительно поняла, что такие, как ее папа, так и не смогут вписаться в рыночную действительность. Эти люди слишком для нее хороши. Даже мама считала, что папа – талантливый теоретик, ему науку вперед двигать, а не прикладной физикой заниматься с учетом рыночной конъюнктуры.
Папочка! Знал бы ты, что задумал твой любимый непутевый ребенок! Вот и хорошо, что не знаешь.
3.
С утра Юлька была с дубленочными деньгами на Воровском рынке. Долго бродила по рядам, приглядываясь к продавцам. Наконец, как ей показалось, обнаружила того, кого надо. У магазинчика с вывеской «Колониальные продукты» сидел на табуретке толстопузый, узкоглазый и весь потный мужик.
Он провожал равнодушным взглядом редких покупателей, заходивших в магазинчик, ковырялся толстым пальцем в потном ноздрястом носу. Но, как она поняла, не бездельничал.
Время от времени к нему подходили подозрительные личности и что-то нашептывали в волосатое ухо. Он неторопливо отрывал зад от табуретки, и оба исчезали в магазинчике. Но не через лицевой вход, а через черный, замусоренный коробками. Выползали они порознь: сперва клиент, минуту спустя – толстопузый. Первый исчезал в рыночном водовороте. Второй снова усаживался на табурет.
А рынок гудел, хрипел, орал и плевался. Людской поток устремлялся то в одну сторону, то в другую. Вывеска «Колониальные товары» над магазинчиком мало кого останавливала. Что там было колониального – непонятно. В витрине торчали бутылки с пепси и пивом, жвачки, куриные и поросячьи кубики. То же, что и везде.
Юлька решилась. Продефилировала несколько раз мимо табуретного сидельца, бросая на него красноречивые взгляды. Он не оставил их без внимания. Поманил ее пальцем. Она подошла вихлястой походкой. Он спросил:
– Сколка?
Юлька не поняла.
– Сколка