явился в спальню, благоухая свежестью и чистотой, София решила, что и ей не помешали бы водные процедуры. Она вошла в ванную комнату и открыла кран, чтобы наполнить свою белоснежную купель. По ее телу пробежали сладкие мурашки, когда она опустила в нее сначала одну точеную ножку, затем вторую, а после погрузилась и вся целиком. Прикосновение горячей воды к ее фарфорово-молочной коже доставляло неизъяснимое наслаждение. София обожала такие моменты. Нега разливалась по всему телу, и ей начинало казаться, что она – Афродита Анадиомена, укутанная густой ароматной пеной.
Ванная комната была самым светлом помещением во всем доме: панорамное окно открывало прекрасный вид на океанский простор и, казалось, впускало за день столько солнца, что София, купаясь, никогда не зажигала электричества. Только в самое позднее время, когда последние отблески нырнувшего в океан солнца таяли в сумерках, в ванной зажигались толстые свечи и озаряли теплым светом купель. Фитили свечей, разгораясь, слегка потрескивали от водяного пара, пламя слегка подрагивало, и малейшие его колебания вырисовывали на стенах силуэты сказочных персонажей. Когда же вода начинала остывать, купальщица вылезала, укутывалась в розовый махровый халат и закручивала мокрые волосы в тюрбан из полотенца. В таком виде она напоминала Даниэлю фламинго.
Еще до встречи со своей будущей женой он оказался в одной из экспедиций на озере Накуру в Кении. В этом месте испокон веков гнездилась самая крупная колония малых фламинго. На обширном мелководье к востоку от Великой Рифтовой долины миллионы птиц находили себе пищу и строили свои незатейливые гнезда в виде невысоких пирамидок из ила и глины с подобием кратера на вершине. В каждом из таких углублений пара фламинго откладывала одно яйцо. Когда наставало время птенцам вылупляться, на свет разом появлялось множество пушистых сереньких комочков на голенастых лапах. Родители по очереди возвращались к гнезду, чтобы покормить свое чадо, безошибочно находя его по голосу среди тысяч других птенцов.
В тот год из-за засухи озеро сильно обмелело, и место гнездования, обычно окруженное водой, оказалось посреди пустыни. Взрослые птицы, привыкшие держаться у воды, вынуждены были откочевать за несколько километров от своих гнезд в поисках пищи. Подросшим, но еще не вставшим на крыло птенцам пришлось идти пешком по дну высохшего озера вслед за своими родителями. Они шли стайками по нескольку дюжин, как призраки в колышущемся мареве, оставляя в пыли на растрескавшейся земле цепочки перепончатых следов. Солнце палило нещадно, многие молодые птицы падали от усталости и становились жертвами марабу и стервятников. Это разбивало сердце Даниэлю, но так уж устроено в природе, что падальщикам тоже надо что-то есть. Стайки птенцов фламинго заметно редели, чем ближе они были к заветной кромке воды. Казалось, еще рывок – и они спасены. Однако их подстерегала еще одна опасность: вокруг съежившейся, словно шагреневая кожа, глади озера образовалось широкое кольцо влажной глины и ила. Голенастые лапки птенцов вязли в этой предательской