вещь: изуродованную половину тела от него же самого закрывали перевязочными накладками, и он, скашивая глаза влево, максимум, что мог видеть – нечто белое, в полутьме практически неразличимое. Яркий свет на время его пробуждения отключали (на этом настояла всё та же Марта, психолог), оставляли несколько совсем небольших точечных источников, не позволявших толком рассмотреть, что там, слева, на самом деле.
Позже выяснилось, что можно было бы и не стараться – как оказалось, Ит более чем хорошо помнил, что с ним произошло, мало того, он даже не терял сознания до того момента, пока не попал на операционный стол.
– Больно было? – сочувственно спросил Скрипач после того, как Ит подробно перечислил все свои травмы, и ни разу не ошибся.
– А как ты думаешь? – с горечью спросил в ответ Ит. – Очень. Но ничего, это-то как раз не страшно.
– А что было страшно? – невзначай поинтересовалась Марта.
Второй разговор с психологом происходил, разумеется, утром – по вечерам, во время десятиминутных пробуждений Иту было не до разговоров. А вот проспав ночь, он почти полчаса чувствовал себя вполне сносно.
– Два с половиной месяца, которые были потом, – Ит отвел взгляд. – И то, что происходит сейчас… тоже.
Психолог покивала.
– Ит, к сожалению, какое-то время придется потерпеть, – предупредила она.
– О каком времени идет речь? – спросил Ит.
– Обсуждается тактика того, что с вами возможно сделать имеющимися средствами, и…
– Рыжий, помнишь? Баспейрил, тот нэгаши… ну, на «Альтее»? Сначала в «Вереске», потом там… Я теперь тоже… почти как он, – Ит натянуто усмехнулся. – Только его поперек, а меня… вдоль… А мы еще его тогда успокаивали…
– Помню, – кивнул Скрипач. – Не сравнивай. Случаи совсем разные.
– Ну почему же? – возразил Ит. – Очень даже похожие случаи. Только он через месяц после ранения уже ходил, пусть и не сам, а я…
Он не договорил. Если бы мог отвернуться – наверное, отвернулся бы, но сейчас максимум, что он мог – это закрыть глаза.
– Не через месяц, а через четыре, я смотрел его историю, это раз, – Скрипач говорил жестко, тоном, не допускающим возражений. – Два – мы с тобой с ним виделись больше чем через два года после ранения, и он тогда жаловался, что ему неудобно и некомфортно на биопротезе, и что он хочет нормально протезироваться. У тебя склероз, родной, я скажу Илье, что с мозгами проблем больше, чем он тогда решил. Четыре – у тебя есть шанс через относительно небольшое время встать на ноги. От двух до трёх месяцев. Завтра скажут, сколько точно.
– Ладно, – вымученно согласился Ит. – То, что обо всем этом думаю я, касается, видимо, меня одного, и никого больше.
– Пока что да, – вдруг согласилась с ним Марта. – Именно так. Ит, вы можете считать меня жестокой, если вам угодно, но вы ничего не решаете, и не можете решать.
– Всё снова решили за меня, – покорно кивнул Ит. – Что ж… я и не претендовал никогда. Может, оно и к лучшему.
– Прекрати