полез в бельевой шкаф. Чего-то долго там нашаривал руками, свалив на пол c вешалки парадный китель, – во! Нашел!
Перед лицом Андрея залистал новеньким кодексом. Среди белых страниц в самой середке «закраснели» несколько пятитысячных купюр.
Симонян приложил палец губам. Выдернул из принтера лист бумаги, и аккуратно, не дотрагиваясь голыми пальцами до денег, свернул их несколько раз во внутрь.
– Грязные что ли?
– В какой-то стэпэни, да, – перешел на шепот Элик, – подкинули, а я взял, да и пэрэпрятал. Чтобы нэповадно было подставлять. Мэнянэдэлю ОСБ-шники пасли! На КПП каждый день карманы c понятыми выворачивали! Дэскать: «пошутили, хватит. Отдай».
– И зачем им это?
– Есть тут, племяш, один, – все также шепотом повествовал Эвклид, – одного «дяденьки». Навэрное, мэсто ему мое приглянулось.
– И тут – родственные узы?!
– А то…
Во втором часу ночи подвыпившие Андрей c Эвклидом вышли из кафешки.
Нетвердо ступали, пошатываясь, хрустя свежим белым снегом, вдоль неприлично рано ярко увешанной к новогодним праздникам гирляндами улице. Громко спорили, тут же мирились, снова чего-то дискутировали. Сошлись во мнениях o внешней политике, частично – o внутренней, а в вопросах любви, – нет.
– Есть инстинкты, есть химические процессы в организмах, есть привычка, – размахивал руками Андрей, – ну и, конечно, душевные порывы.
– Любовь – это… это, – Эвклид задумался, – это очень хорошо!
– Продолжим?! – кивнул в сторону двери попавшегося на их пути еще одного незакрытого кабачка Симонян.
– Можно…
– Заходи…
– А, знаешь, паршиво здесь.
– Где?
– Здесь! И городишка твой паршивый, и коньяк этот, и начальник, – уставился мутными глазищами Андрей, – и коллектива в вашей тюряге нет.
– Да что вы говорите?! Ну, уж извините! Не Лас-Вегас!
– А ты, Эвклид Магометович, вроде ничего. Дай-ка я тебя обниму!
– O, – вежливо отстранился от объятий собутыльника Элик, красноречиво подмигивая официанту, – не пора ли нам c тобой на боковую?!
Семь лет
Сплавив отяжелевшего Лисовца охраннику гостиницы, Эвклид поехал на такси домой.
В квартире было холодно. Причина нашлась сразу, – в виде колыхавшейся на ветру занавески у открытой форточки.
Элик, не раздеваясь, лег на диван. Вспомнился разговор o любви. И нечаянно, как это часто бывает, из глубин памяти всплыла давняя история: маленькая, на первый взгляд неприметная, но сохранившая в душе неизгладимый след…
– Элик! Смотри! Какой-то уж больно подозрительный! – чуть кивнул в сторону рослого парня Дорохов.
В этот момент молодой мужчина перепрыгнул на эскалатор, движущийся вверх, и побежал, перепрыгивая через три ступеньки на выход. Сотрудники милиции, не мешкая, вторя трюку убегающего, кинулись в погоню…
– Гдэ, гдэ он?! – оглядывал уличную толпу Эвклид. Дорохов влез,