будет зависеть от вашей настойчивости, точности, честности, с которыми вы выполняете эту задачу и которые никто, кроме вас самих, не проверяет. Кроме того, никому даже не интересно обнадеживать или препятствовать вам.
Смогли бы вы выполнять такую задачу неопределенное время? Не пытаясь узнать, что же за субстанция кипит в котле, как бы не интересовал вас этот вопрос? Более того, несмотря на то, что крышка котла легко снимается, ее нельзя сдвигать».
Конечно же, многие из нас считали, что не имеет смысла браться за это вслепую, тратить впустую время, идти на все эти хлопоты, не зная заранее, что в итоге может получиться.
Георгий Иванович терпеливо слушал наши возражения и недоуменные реплики. «Не сомневаюсь в вашей искренности, – сказал он, – но вы должны понять, что чтобы вы могли выдержать столь чуждые нашему уму трудности положения, вы должны быть уже подготовлены самой жизнью».
Никто из нас не осмелился задавать вопросы об этой приобретаемой в жизни подготовке, позволяющей человеку преодолеть столь многие искушения, включая лень, любопытство, сомнения и весь остальной спектр неконтролируемых реакций.
Намного позже я начал подозревать, чем же может быть это таинственное алхимическое вещество и почему для обладания даруемой им награды необходима такая жертва.
На наши встречи Гурджиев обычно прибывал, улыбаясь, но мы заранее знали, что выслушав наши наблюдения, он непременно покажет свое неудовольствие. Тем не менее, однажды все было практически наоборот. Вошел он с мрачным видом, но, когда один из нас начал говорить о состоянии, которое испытал во время серьезного выполнения предложенного на день упражнения, Гурджиев начал пристально за ним наблюдать, лицо его озарилось улыбкой.
«С этого момента, – продолжал наш товарищ, – меня охватило странное состояние; состояние, в котором я чувствовал, что больше не могу воспринимать свои действия, в котором я стыдился, что действительно не могу сделать то, что решил, в котором я понял, что привожу себе несколько веских причин не испытывать то, что, тем не менее, я чувствовал, было… – он остановился, затем продолжил, – было опытом…Нет, это не опыт».
Кто-то предложил: «Больше похоже на задание?»
«Нет, – ответил он, – когда это произошло – скорее так – это больше не было для меня заданием. Все, что я мог вспомнить – это то, что я, скорее всего, выполнял задание. Однако, когда я впервые его попробовал, когда я почувствовал потребность получить этот опыт, это действительно было заданием. Но когда позже я попытался проделать его, мое решение, как мне тогда казалось, не обладало никакой значимостью, никакой важностью; значение задания ушло. Мое обычное состояние взяло надо мной верх».
Последовало оживленное обсуждение, и кто-то сказал, что момент, когда ясно видишь свое состояние, подобен тому, что должен чувствовать заключенный. Слушая нас, Гурджиев курил и удовлетворенно улыбался. Я не помню точно, в какой момент он присоединился