муж – его отец, она выжила лишь благодаря Джеку, не отходившему от ее постели ни на шаг. Он выходил, вытащил мать из пасти безумия, которое шаг за шагом поглощало ее. Но временами все возвращалось. Он не мог уловить факторы, способствующие этому, но депрессия снова открывала пасть, тянула на глубину, оставляя взамен страхи, тоску и слезы.
– Ты придешь на обед?
– Разумеется, если будет время, – Джек виновато посмотрел на мать.
– Понятно. Обед будет ждать в микроволновке. Если ты все же придешь – то просто разогрей. Сегодня у меня собрание в двенадцать, и я могу не успеть вернуться. К тому же, оттуда я проеду в галерею.
– Ты уже закончила картину? Покажешь?
– Конечно, в первую очередь. Хочу узнать твое объективное мнение прежде, чем она попадет на глаза критикам-садистам.
«Хорошо, что мать решила заняться живописью профессионально. Это отнимает все свободное время, не давая окончательно расклеиться и начать жалеть себя».
Керол продолжала делать вид, что занята завтраком, хотя рассеянный взгляд блуждал по кухне, шкафам с посудой, задержался на миг около посудомоечной машины, скользнул к окну.
– Мама, тебя что-то волнует?
– Только моя предстоящая презентация.
– Хм… Ты что-то недоговариваешь, верно?
– Меня действительно волнует, что скажут критики. Дело только в этом, уверяю.
Они продолжали завтрак в полной тишине, когда с улицы послышался свист. Керол вздохнула, отодвигая полупустой стакан сока:
– Я уже начала волноваться, почему Майкла так долго нет?
– Майки, заходи! – Джек засмеялся, когда из-за двери показалась виноватая конопатая физиономия. Рыжие пряди беспорядочно падали на бледный лоб. Казалось, на лице нет ни одного свободного места, где бы ни сидела рыжая клякса.
Он выглядел немного наивным, немного зажатым, но это лишь на первый взгляд. В глазах блестели озорные огоньки, а за робостью угадывалась тяга к безумным поступкам и чрезмерная импульсивность, временами граничащая с патологическим неумением сдерживать себя. Парень находился в отличной физической форме, играл с Джеком в одной команде и был закадычным другом.
Майкл, некогда гроза садов и головная боль мистера Гордона, шефа полиции, теперь заметно повзрослел, но от этого безумных идей в голове не убавилось. Его проделки продолжали сводить с ума церковного садовника мистера Паркера, не прекращающего лелеять надежду когда-нибудь застукать его за очередной шалостью. Но талант Майкла состоял именно в том, что он всегда чувствовал, когда необходимо «делать ноги». Линялые джинсы с порванными коленями и белая футболка с черепом на спине завершали облик бесшабашного парня.
– О мэм, приветствую! Я кажется не вовремя? Глубоко извиняюсь, проходил случайно мимо и…
– Майкл, отлично. Мило, что зашел! Присаживайся и позавтракай с нами, – Керол наконец-то улыбнулась, и Джек был благодарен другу за это наивное оправдание.
– Я, конечно же, с удовольствием!