жуткое это занятие – любить, – размышлял он в очереди на рождение. Она стояла ровно за ним и, делая вид, что в упор его не видит, пыхтела носом. В прошлой жизни она утонула, и до сих пор ее мучил небольшой насморк.
– Что мне сделать, чтобы ты меня полюбила? – обернулся он. Она широко распахнула глаза.
– Отстань, дурак! – и отвернулась.
Кстати, именно это и сработало. В некотором смысле. Он попытался потерять ее из виду и пару жизней прожил на других континентах, стараясь не путешествовать без крайней необходимости.
Потом она явилась к нему сама.
Она была невероятно хороша, как тогда, в самый первый раз, с холодными синими глазами, копной рыжих волос и белой кожей. Для полноты погружения не хватало только рыбной чешуи на руках.
– Почему ты меня не преследуешь? —вместо приветствия спросила она.
– Ты ведь сама послала меня куда подальше, разве нет? – удивился он.
– А ну-ка немедленно вернись поближе и томись! – топнула она.
Через три дня они поженились. Через год родили сына. А через три она собрала вещи и уехала к маме. На другой континент.
– Но почему? – кричал он в телефон.
– Я передумала, – ему даже показалось, что он увидел, как она пожала плечами.
Он пил горькую ночами, рыдал в подушку, а днем играл с маленьким сыном, кормил его супом и водил в парк смотреть на рыжие, похожие на ее волосы, листья.
Через месяц она вернулась. Ее лицо сияло.
– Я все вспомнила! – закричала она и с порога кинулась обнимать его. Впервые за все времена их знакомства она глядела на него восторженно, радостно, с любовью и надеждой. – Ты ведь… я же… ты ведь моя козочка! Я тебя выкормила! Как же я могла тебя бросить, ведь ты был таким чудесным черным козленочком, так умилительно шлепал губами! Можно я по старой памяти буду называть тебя Бубенчиком? – и она с чувством потерлась о его небритую щеку.
«Немного странно, но для начала сойдет. В следующей жизни выпрямим этот глюк», – подумал он и обнял ее в ответ.
БЫТОВАЯ МАГИЯ
Утро еще не набралось сил и ярких красок. Рассветная августовская дымка отступала под первыми лучами солнца, но еще вполне уверенно удерживала позиции между домами и деревьями. В это время летом Генриетта Павловна всегда выгуливала мопса Боню. Позже зной не выпускал грузную старушенцию из дома, и она, морщась от жары, наглухо задраивала окна тяжелыми шторами.
– Бонечка, а шо это у нас тут такое делается? – Генриетта Павловна остановилась и сложила руки на животе. Мопс Боня внутренне вздохнул: эта поза старухи говорила о том, что до соседского двора с аппетитными крысами, живущими возле мусорника, они так и не дойдут. Не умела она смолчать и уж тем более – пройти мимо, когда тут такое.
– Не, ну Боня, ну посмотри только! – возбужденно заворковала Генриетта Павловна, кивая головой на перекресток. Мопс послушно повернул голову. – Вон что делается, а!
Девушка в рваных джинсах старательно обливала из канистры какие-то тряпки, лежащие ровно посреди перекрестка. Поставила канистру, распрямилась,