Машей Шагиной, поэтому растерянно спросил:
– А где Маша?
Лицо Никанор Никанорыча сразу же сделалось печальным.
– Нехорошо получилось, Борис Петрович. Ой, нехорошо. Девушка-то перед вами не в чем не виновата. Не причем Машенька-то к вашим неудовольствиям.
Я, наконец, осознал, что передо мною стоит непосредственно предмет моего ожидания. Неуловимый Никанор Никанорыч, собственной персоной. Именно по его, Никанор Никанорыча, прихоти, я торчал здесь, в опустевшем вестибюле и уж конечно благодаря ему сорвался на ни в чем неповинную Машу Шагину.
– Бильгамешу! – громко сказал я, как пароль.
Никанор Никанорыч мгновенно посерьезъенел и недовольно огляделся по сторонам, будто кому-то было дело до меня и него в огромной шляпе.
– Что ж вы, Борис Петрович, минимальных секретностей не соблюдаете, – нахмурившись, шепотом затараторил он. – Не ровен час уши нас какие слушают? Сообщают куда не требуется, а?
Это его «а?», меня допекло окончательно.
– Перестаньте ломать комедию, Никанор Никанорыч! – воскликнул я так, что шарахнулись стоявшие за углом женщины в платках. – Никаким ушам до нас с вами нет дела. А что до упомянутых вами секретностей, так вы настолько рьяно их соблюдаете, что до сегодняшнего дня я даже не понял вашего ко мне дела!
Я оторвал преисполненный праведного гнева взор от замеревшего Никанор Никанорыча и обнаружил что все, кто находился вокруг, таращатся на меня. Нет, не таращатся, а скорее испуганно косятся. В количестве двух упомянутых женщин и еще двух идущих мимо студентов.
– Прошу прощения, – сказал я всем сразу.
После этого я сунул коричневый коричневый портфель в руки Никанору Никанорычу и припустил к выходу. Чертыхнувшись при протискивании через турникет, я настеж распахнул стеклянные входные двери в металлической раме и выскочил на крытую террасу университетского крыльца и, дальше, сбежал с него на широкий тротуар с парковкой.
На улице шел снег. Кипел жизнью вечерний город: шли люди, скрежетали резиной по обледенелой дороге автомобили. Я не замечал даже, что стою раздетый, с пальто наперевес. Я поворачивал голову, смотрел во все стороны пристально, пытаясь увидеть силуэт девушки в полушубке и голубой шерстяной шапке. Нет, никаких следов.
– Убежала, Борис Петрович. Расстроилась, – сзади подошел Никанор Никанорыч.
Мне, почему-то не хотелось говорить с ним о Маше.
– Можем мы вернуться к тому с чего начали? – прямо спросил я.
– Точно так, Борис Петрович. Не только можем, но и должно. Но не найти ли нам место поудобнее? Мерзнуть – оно ведь никому не на пользу.
В предыдущий раз, почти сразу после этих слов, Никанор Никанорыч испарился. Я прищурился и отрицательно покачал головой.
– Ну уж нет. Прямо здесь! – я развернул пальто и прямо на тротуаре оделся. Достал из рукава шапку с шарфом. На пиджаке придавленные толщей пальто таяли снежинки.
Никанор Никанорыч вздернул плечами.
– Здесь,