располагалось подряд несколько отсеков для проведения вскрытия. Внутри каждого из этих отсеков стояли патологоанатомы, склонившиеся над стальными столами, на которых покоились бездыханные человеческие тела. Увидев уголком глаза на одном из столов грудного младенца, Луиза поспешно отвела взгляд.
– Когда мы ещё до начала вскрытия сканировали голову погибшей, стало совершенно очевидно, что её мозг изборождён глубокими складками, – разъяснил Флемминг. – Проще говоря, у неё там целая система пустот, так что о высокой активности этого органа говорить не приходится.
– То есть ты хочешь сказать, что она была психически недоразвита? – изумилась Рик.
– Ну, новым Эйнштейном она точно не стала бы.
В конце коридора располагалось помещение, где проводились вскрытия в тех случаях, когда причиной смерти являлось или предполагалось убийство. Этот отсек, скрывавшийся в самом дальнем закутке, вдвое превосходил по площади остальные, так что здесь легко помещались и полицейские, и техники-криминалисты, но оборудован он был так же, как и все прочие: стальной стол, широкая раковина, яркое освещение.
Луиза не могла бы, собственно, сказать, что лежавшая на столе в центре комнаты женщина была неухоженной. Нет, она не выглядела неопрятной, но уж и холёной её ни в коем случае назвать было нельзя. Её длинные волосы спутались, ногти были давно не стрижены, а больше всего бросался в глаза обширный шрам, покрывавший одну её щёку. Из-за него уголок глаза был несколько опущен, придавая лицу женщины горестное выражение.
– Зубной врач был, мягко говоря, изумлён результатами осмотра, – проговорила Осе, доставая из сумки фотоаппарат. – Он сказал, что настолько запущенный рот редко увидишь. Зубы этой женщины все поедены кариесом и стоят очень криво.
Флемминг кивнул.
– Очевидно, ей никогда даже не пытались исправить прикус, а её верхняя челюсть поражена далеко зашедшим пародонтозом, – сообщил он. – Нескольких зубов она уже лишилась.
Рик устроилась на высоком табурете, который она придвинула поближе, когда Ларсен приступил к исследованию полостей тела. Органы уже были извлечены из него и разложены на стальном подносе возле раковины.
– Мы имеем дело с вполне взрослой женщиной, но какого она была возраста, мне сложно определить, – проговорил патологоанатом, склонившись над телом. – Взять, к примеру, этот её приметный шрам – я совершенно убеждён, что ей не проводилось никакого лечения по этому поводу. Речь идёт о давних и весьма значительных повреждениях тканей. Возможно, это был химический ожог.
Последнее предположение он высказал в задумчивости, по всей видимости, размышляя над особенностями этой травмы.
– Трансплантацию кожи не проводили, и к тому же, когда это случилось, она, должно быть, испытывала ужасную боль.
Луиза кивнула. Она сразу же подумала именно об этом.
– Кроме того, у неё есть старый шрам возле пупка – его она вполне могла заработать ещё в детстве,