В моей голове все недостатки их отражаются так, как они есть, и я хорошо знаю, что если я буду рисовать, то буду поступать совершенно иначе, нежели папа. Это-то меня и тревожит и печалит, потому что у него несомненный талант, а у меня его нет.
– У него есть талант, у тебя нет его, это верно, – возразил доктор, – но он у тебя будет, ты слишком о нем тревожишься, а это знак, что он придет к тебе, и когда он у тебя будет, – я не хочу сказать, что твой талант будет больше, чем его, я ничего не знаю, – это будет совершенно другой род таланта, потому что ты смотришь другими глазами. Отец не может ничему научить тебя; ты сама должна найти свой талант, а для этого нужно время. Ты слишком торопишься и этим рискуешь многое потерять; ты схватываешь лихорадку и, конечно, ничего не сделаешь, если не будет здоровья. Что же касается лица, которое ты отыскиваешь, то ты можешь, если это тебе необходимо, узнать даму под покрывалом, которая тебя так волнует; у твоего отца есть очень хорошая и похожая миниатюра твоей матери; не он делал этот портрет, и он не любит его, потому что он сделан не в его духе. Он не показывает его никому и утверждает, что это совершенно не она; я же говорю, что это именно она, и могу попросить его показать тебе этот портрет.
В эту минуту Диана только и желала видеть черты своей матери. Она живо поблагодарила доктора и, тронутая и обрадованная, приняла предложение его. Ферон обещал ей, что она увидит эту миниатюру завтра же, и взял с нее слово до тех пор успокоиться и работать с меньшим жаром и большим терпением.
– Меньше чем через десять лет нельзя узнать, что ты можешь сделать. Тебе нужно видеть образцы великих мастеров. Мы предпримем путешествие, когда ты будешь в таком возрасте, что оно принесет тебе пользу; путешествие, в продолжение которого ты будешь брать уроки у какого-нибудь хорошего живописца, потому что здесь, на глазах отца, нас будут порицать за это. Его считают первым живописцем в свете, и ему самому, может быть, было бы больно видеть тебя у постороннего учителя.
– О, это невозможно! Я это понимаю! – вскричала Диана. – Я потерплю, мой добрый друг, я обещаю быть рассудительной.
Диана, насколько могла, сдержала свое слово. Но лишь только она заснула, она опять увидела даму в покрывале, которая звала ее в замок Пиктордю. Едва прибыли они туда, как явилась высокая девушка, стройная и красивая, которая умоляла их уйти как можно скорее, потому что замок должен разрушиться. Диана знала, что эта молодая особа была не кем иным, как Бланш де Пиктордю, и, когда она назвала ее по имени, та отвечала ей:
– Вам нетрудно меня узнать, потому что вы видите на моей шее бирюзовую брошку, которую вы мне дали. Без этого вы не узнали бы меня, потому что у вас нет памяти и вы недостаточно искусны, чтобы нарисовать меня. Удалитесь отсюда. Замок гнил и ветх. Он не может противиться бурям и клонится к разрушению.
Диана испугалась, но дама в покрывале, отстранив Бланш рукой, вошла в галерею и сделала Диане знак следовать за собой. Диана повиновалась, и замок обрушился на них, но не причинил