слухам не веришь, пока не увидишь все собственными глазами. Сердце ее болезненно сжалось. Ведь в мире столько счастья – оно разлито в воздухе, оно дается всем и каждому, за него не нужно платить. Эби никогда не понимала, почему некоторые люди, скажем ее родственники, сами отказываются от него.
Девушка была очень красива – молочно-белая кожа, длинные волосы такого глубокого черного цвета, что казалось, все остальное блекнет по сравнению с ними. Она была маленькой и хрупкой. Все француженки казались Эби миниатюрными, изящными, словно птички, – такою ей, увы, никогда не стать.
Незнакомка не оборачивалась. Должно быть, не догадывалась, что рядом кто-то стоит. Эби медленно протянула дрожащую руку. Однако дотянуться не смогла, не хватило нескольких дюймов. Но разве счастье не сродни электричеству? Разве все мы – не проводники? Девушка не могла не почувствовать, что Эби хочет прикоснуться к ней.
– S’il vous plaît, – тихо проговорила она. – Прошу вас…
Увы, Эби почти ничего больше не знала по-французски. Она изучала этот язык в старших классах в Атланте, как и ее сестра Мэрили. Мать заложила дом, лишь бы устроить Мэрили в престижную Школу для благородных девиц мадам Годдел в надежде, что это поможет дочке поскорее встретить на жизненном пути богатого жениха. Эби отправили туда же – был ничтожный шанс, что на прилежную девицу обратит внимание какой-нибудь учителишка и она выйдет замуж за человека, который хотя бы носит галстук. Сегодня мадам Годдел пришла бы в ужас от того, насколько скуден словарный запас Эби, хотя он был побольше, чем у Мэрили. Эби, по крайней мере, могла спросить по-французски, который час, или заказать стакан вина. А Мэрили стащила как-то у мадам словарь только затем, чтобы заучить любимую фразу «Поцелуй меня, глупенький».
– S’il vous plaît, – повторила Эби.
Девушка медленно повернула голову, взгляд ее упал на Эби. Темные, как и волосы, глаза девушки были прекрасны и полны печали. Слезы капали, оставляя на ночной рубашке пятна. Наверное, незнакомке очень холодно в эту осеннюю ночь, пропахшую дымом угольных печей, который стелился над землей. Девушка открыла рот, словно хотела что-то сказать, но ни звука не слетело с ее губ. Она нетерпеливо махнула рукой, чтобы Эби с Джорджем шли своей дорогой.
– S’il vous plaît, – еще раз пробормотала Эби.
– Joie de vivre![1] – вдруг громко проговорил Джордж.
Это была единственная французская фраза, которую он в первый же вечер заучил в местном баре. Сказать нечто подобное, да еще в такую минуту, было вполне в его духе. Компанейский, открытый, Джордж разбогател совсем недавно и не скрывал этого. Так сказать, нувориш. Ему чужда была усталость от жизни, присущая тем, кто копил деньги годами и так преуспел, что никого в упор не видит. Для таких скопидомов ты находишься где-то внизу, так далеко, что тебя и не разглядеть, тогда как помыслы великого человека витают в высших сферах. Ну а Джордж располагал к себе без всяких усилий. Его искренний смех действовал на людей, подобно виски. Рыжеволосый, краснощекий –