не выдумают, чтобы привлечь к себе наше внимание с материальной пользой для своего сочинения, наше драгоценное время складывать в копилку своего признания как писателя, разумеется, больше вам авторы ни в чем не признаются. Здесь вы, конечно, будете правы, но относительно, в загробную жизнь я тоже не верю – это я с вами остатком сознания беседу веду, так сказать, на пути исчезновения в неизвестно куда, в небытие т. е. Сознание тоже, оказывается, как и все на белом свете, свою инерционность имеет: тело застыло в неподвижности смерти, а сознание еще летит к конечному пункту своего назначения. Тяжелое тело падает, как подкошенное, как только дух из него вон, сознание, как перышко (если голова не с похмелья), летит себе дальше легкой птичкой без тела… Стоп, что-то я не то соврал. Ведь физика учит наоборот – у тяжелого тела инерции больше. Я опыты по инерции с детства помню. Помню однажды тетя Глаша, худая, и толстая тетя Груша с гулянки с песнями шли мимо горки, где мы на санках катались, и тоже захотели с ветерком и с песнями на санках птичками пролететь. Тетю Глашу санки остановили не доезжая забора, а тетя Груша забор собой вынесла на проезжую часть дороги. Хорошо еще там, на дороге, машины не случилось с инерцией больше тети Грушиной.
Опять я не той ногой в науку залез, поменяв местами тело и душу, как тетю Глашу и тетю Грушу. Выходит, наоборот, тело должно бы двигаться и ходить без жизни и без сознания? Выходит, не зря народ и писатели ненаучные истории про покойников сочиняют, может быть, они действительно где-то ходят, – покойники, разумеется, ходят, не народы с писателями, – хотя наука, противореча себе, почему-то запрещает им это делать? Но мое тело никуда не ходило, я пока такого не видел, а мое сознание – вот оно, пока при мне, как видите, хотя кто теперь скажет, что такое я и что такое сознание, может быть, мое сознание после меня еще долго будет двигаться и существовать.
Значит, наука ваша права где-то только в одном плане жизни, а за этим планом черт знает, что делается, там, т. е. здесь, у меня, земные истины не в почете, здесь черт голову сломит, не то, чтоб академик какой-нибудь. Очевидность истин только здесь, т. е. там, у вас на земле, над разумом власть имеет, хотя, впрочем, и там, у вас, истина истине норовит глаза выклевать.
Так что вы на моего автора не очень сердитесь, он тут мало в чем виноват. Я ведь тоже при жизни новоявленных авторов не очень-то жаловал: не хотят, мол, работать, бездельники, вот и придумали себе занятие – людям мозги марать. А после «свободы слова» их тьма расплодилась. Но перед тем, как свое «сальто-мортале» проделать, я уже значительно изменил о них свое представление, наверное, уже имел такое предчувствие, что сам в их числе окажусь: тоже ведь, как никак, божья тварь и свое страданье имеет.
Имею я устойчивое ощущение, – не знаю, откуда такая глупость в сердце берется, – что весь мир со мною зажмурится, и спешу побыстрее рассказать вам мои обстоятельства, пока есть еще кому рассказать и ваш мир стоит в моей памяти. Что я такое сам по себе, я и сам толком не знаю,