желая обременять горячо любимого человека своими переживаниями. Довольно и того, что мать мужественно уходила в темноту навстречу опасности. – Мое желание подождет. Мне есть чем заняться. Надо закончить один рисунок, поработать над перспективой.
– Можно взглянуть? – не удержалась Леда.
– Он еще не готов; знаешь ведь, не люблю показывать неоконченную работу.
Леду вновь затрясло, и дочь невольно сжала ее руку в знак поддержки и любви. Она через силу улыбнулась.
– Но сегодня, пожалуй, сделаю исключение. Ты же моя любимая модель, а я на все готова, лишь бы угодить любимой модели.
– Надеюсь, ты ко мне благосклоннее, чем к Нарциссу, – поддела ее Леда.
Девушка подошла к грубо сколоченному деревянному столу, стоящему в глубине норы, в которой мать и дочь жили вдвоем восемнадцать зим, с рождения Мари.
Своды норы украшал пышный мох-светожар, а с потолка над столом, словно живые люстры, свисали гроздья грибов-фонариков. Когда Мари повернулась к столу, улыбка, которую она изобразила ради матери, сбежала с ее лица. Девушка взяла лист плотной бумаги из растительных волокон, тщательно измельченных вручную, и обернулась. Она улыбалась Леде уже по-настоящему.
– Смотрю на свой рабочий стол, на мох-светожар и грибы-фонарики над ним, и всякий раз вспоминаю твои легенды о земных духах.
– Ты всегда любила истории, что передают Жрицы луны из поколения в поколение для забавы и в назидание дочерям, хотя правды в них не больше, чем в мифе о Нарциссе и бедняжке Эхо.
Мари по-прежнему улыбалась.
– Когда я рисую, для меня они все оживают.
– Ты часто это повторяешь, но… – начала Леда, однако осеклась на полуслове. Она ахнула от восхищения, едва взглянув на набросок. – Мари! Какое чудо! – Леда взяла из рук дочери листок, вгляделась внимательнее. – Честное слово, на сей раз ты превзошла себя. – Женщина осторожно провела пальцем по листку, завороженно глядя на свой портрет. Она была изображена у камина, с неоконченной корзиной на коленях, но смотрела не на корзину, а на художницу. Лицо светилось лаской.
Мари снова взяла руку матери в ладони и погладила ее:
– Рада, что тебе нравится, только рука не получилась такой же хрупкой и изящной, как в жизни.
Леда прижала ладонь к щеке Мари:
– Поправишь, и выйдет замечательная работа, как все твои рисунки.
Она нежно поцеловала дочь в лоб и добавила:
– Я для тебя приготовила подарок, девочка моя.
– Подарок? Правда?
Леда лукаво усмехнулась:
– Подарок, да еще какой! Закрой глаза и стой здесь. – Леда поспешила в дальнюю комнатку, служившую ей спальней, а заодно сушильней и кладовой для пряных трав. Выскользнув оттуда, она встала перед дочерью, заложив руки за спину.
– Что это? За спиной прячешь – значит, маленькое. Новое перо?
– Мари, я же просила не подглядывать! – пожурила Леда.
Девушка зажмурилась покрепче и улыбнулась.
– А я и не подглядываю! Просто