брови нахмурились, рот исказило гневом:
– Ты что же, старый плут, смел ослушаться? За старое?! – крикнул он в самое лицо Аэлло, так громко, что ее обдало упругой волной воздуха и запахом чего-то терпкого, травяного.
– Мм-м-м! – промычала гарпия и часто заморгала.
Но незнакомец уже отпустил ее подбородок и перед глазами вновь закачался каменный, в бурых ржавых разводах пол.
– Ваша милость, – раздался лебезящий голос Левкоя. – Так ведь я – ни сном, ни духом.
– Подлец! Негодяй! Разве я плохо объяснил? Твой гнусный промысел не должен касаться живых!
– Да какая же она живая, мастер? Дохлая совсем она, как пить дать! Такую и нашел, в лесу, под дубом лежала!
– Лежала?!
– Да не бежала же, ваше чрадодейшество, конечно, лежала, истинным знанием, мастер, истинным… А что, неужто живая?
– Мерзавец!
Пол перед глазами опять качнулся, мелькнула ржавая цепь, вслед за ней выплыло коричневое скорбное лицо с сомкнутыми веками, за которыми угадываются провалы вместо глаз. Затем показался Левкой: подбородок знахаря ходит из стороны в сторону, узловатые пальцы трясутся. Вроде бы он что-то говорит, но как же больно… Мамочка!
– Да куда вы ее, мастер! Она не жилец! Полный стакан бахнула! То есть… Я вовсе не это хотел сказать. Я только предположил, что отравили ее… Враги! У, изверги!
Не важно… Все неважно… Только бы это прекратилось!
Словно сквозь вату, донесся ровный, спокойный голос:
– Бедное дитя… Тише, птичка, тише. Все позади.
И Аэлло поняла, что этот человек больше не гневается.
***
– Кто вы?
– Зови меня чародей.
Чародей одет в черный плащ, капюшон откинут за спину. Рядом, на сочной, в облачках кашек, траве лежит длинный посох с белым камнем в набалдашнике.
– Наелась? – спросил он и улыбнулся.
Аэлло опрокинула в раскрытый рот остатки молока из высокой бутыли темного стекла, вытерла холщовой салфеткой губы и кивнула.
Они расположились на окраине поселения. Не у крепостной стены, а у ручья, что весело журча, впадает в реку.
Чародей посыпал мелкими синими крупицами раны Аэлло, и они, запузырившись, затянулись, не оставив и следа на коже. На язык аккуратно легло несколько кристаллов – и к гарпии вернулась способность двигаться.
Затем чародей терпеливо дожидался, пока мелкие белые зубки разделаются с румяной булкой. Лишь подвинул поближе бутыль с молоком.
– Спасибо, – искренне сказала ему Аэлло.
Все не верится, что страшный подвал-живодерня позади, будто привиделся гарпии.
– Погоди благодарить, – сказал чародей. – Мне кажется, это не все, чем я могу помочь тебе, дитя. Расскажи, как произошло, что ты угодила в руки Левкоя. Я вижу по белому пуху твоих крыльев и серым перьям – ты из северных сестер. С Ожерелья, что над Жемчужным морем?
Аэлло вздрогнула, захлопала пушистыми ресницами. Перед мысленным взором заскакали по небесной тверди бусины родного Ожерелья – вот они всего на расстоянии взмаха крыльев, но с каждой секундой