Дворянского Сословия.
Так был создан новый порядок, лишавший Гвардию не только возможности быть укомплектованной отборной, надежной в государственном смысле частью населения, но еще, как бы умышленно, вливавший в ее состав явно революционный сброд. Этот сброд и оказался вскоре достойными «товарищами» Керенского и «революционной бабушки» (Брешко-Брешковская. – И. Г.), покрывшими позором седую славу наших знамен…»
Сегодня мы можем только предполагать, какие тайные силы способствовали возвышению выбившегося из низов рядового профессора военной истории. Не отличаясь никакими талантами, М. В. Алексеев втерся в доверие Государя, «искусно играя роль преданного без лести» служаки-монархиста. Многие в царском окружении не понимали, почему он так доверяет этому типу. Князь Н. Д. Жевахов, обер-прокурор Сенода оставил в своих воспоминаниях такую живую зарисовку:
«Я увидел генерала Алексеева впервые только в Ставке… на меня он произвел вполне отрицательное впечатление. Его блуждающие, маленькие глаза, смотревшие исподлобья, бегали по сторонам и всегда чего-то искали…»
Многое в судьбе и поступках Алексеева объясняет его активное участие в февральской революции и выдвижение Временным правительством Керенского сначала на должность Верховного главнокомандующего, а затем начальником штаба «главковерха».
Визуальная характеристика генерала Алексеева, данная Жеваховым, подкрепляется и в его делах многими современниками, историками этих страшных лет России. Так как для меня большим авторитетом, как уже понял читатель, является Николай Николаевич Рутченко, я решил позвонить ему в Париж. Несмотря на то, что он старше меня на 16 лет, для меня было честью его предложение, еще тогда, в 1968 году в Париже, называть его по-родственному на «ты», поскольку он был другом моего дяди Бориса Федоровича Глазунова. Да и сам он с горящими глазами и волевым лицом словно не имел возраста, оставаясь вечно молодым и одержимым борцом за русское дело. В трубке я услышал знакомый и столь энергичный голос Николая Николаевича: «Твоя характеристика генерала Алексеева совпадает с ультраправыми взглядами многих историков и очевидцев белого движения. Однако, мне известно точно, дорогой Ильюша, что не любимый тобой генерал Алексеев умолял государя не уезжать из ставки. К сожалению, царь его не послушал и поехал один в уготованную для него кровавую западню – Псков, где во многом решил судьбу России своим отречением.
Как ты знаешь, позднее генералы Алексеев, Корнилов и Деникин явились организаторами Добровольческой Белой армии. Они надеялись, что Великий князь Николай Николаевич, живший тогда, в конце 1918 года, на своей даче в Крыму, возглавит белое движение, чтобы стать потом монархом. Но увы, Николай Николаевич отказался, а другого кандидата из семьи Романовых не было. Если не считать безвольного Великого князя Кирилла Михайловича, который в свое время явился в Думу с красным бантом, а в эмиграции провозгласил себя Русским Императором».
«Понял, –