я. А вон на том месте сидел Пуришкевич. Он ставил свое кресло вплотную к стене». «Почему?» – спрашивали его. Он отвечал: «Правее меня никто не сядет – я в Думе самый правый!» Глядя в полумрак пустого зала, Шульгин продолжил: «Конституция, демократия и либералы подготовили крушение великой России. Деление было четкое: левые – против царя – их было большинство в последней Думе, а правые – за царя, за монархию, за национальную историческую Россию».
Интересно, что сказал бы Василий Витальевич о «правых» и «левых» силах в нашей нынешней Государственной Думе, где из одного и того же «демократического» теста лепятся разные «партии», фракции и группировки? Не мог он знать и того, что американские агенты влияния смогут когда-то подавить идею русской государственности и будут диктовать свою волю униженной России.
С разрешения Шульгина, когда он около недели летом 1973 года жил у меня в Москве, я пригласил на встречу с ним троих молодых историков (по их просьбе), весьма разных по своим убеждениям. У них горели глаза от нетерпения вцепиться в самого Шульгина, человека-легенду, который принимал отречение от Николая II! Кто он – предатель-масон? Герой? Мученик? Защитник Бейлиса? Идеолог Белого движения, русского национализма? Еще около лифта я попросил моих гостей быть как можно корректнее и деликатнее в своих вопросах.
– Раз вы гости Ильи Сергеевича, – добродушно начал Шульгин, прихлебывая чай, – я с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
А то вы знаете меня, наверное, только по фильму «Перед судом истории». Итак-с, кто первый?
Он ласково улыбнулся моей жене:
– Я надеюсь, Ниночка не даст меня в обиду, ибо я уже чувствую вашу агрессивную заинтересованность.
Валерий, первый «допросчик», начал:
– Василий Витальевич, как Вы, монархист и националист, могли принимать отречение у царя Николая II в Пскове? Что заставило вас участвовать в этой масонской акции?
– Советую вам прочесть мою книгу «Дни», – спокойно ответил Шульгин.
В ответ все трое чуть ли не хором ответили:
– Да мы ее почти наизусть знаем!
– Тогда отвечу коротко: я поехал в тот роковой день в Псков, чтобы грязные руки не причинили своим прикосновением еще большую боль обреченному на отречение Государю.
– Василий Витальевич, а как вы относитесь к Милюкову, который назвал 1 ноября 1916 года началом русской революции? Разрешите, я оглашу мою выписку, – вступился второй историк.
Василий Витальевич кивнул в знак согласия.
– «…Но что же произошло в этот знаменитый день 1-го ноября 1916 года? Член Думы, историк Милюков произнес «историческую» речь на тему: «Глупость или измена?» «Историческая» речь вызвала шумные одобрения большинства Государственной Думы. Другой член Думы, журналист В. В. Шульгин, в своей речи сделал «практические выводы из его (Милюкова) обличений… Хотя эти негожие речи были тогда же запрещены к печати, но, подпольно отпечатанные в миллионах экземпляров, речи эти распространились