себя корректно: ни намёка на упрёк, боязнь, настороженность. Рассказ о моих видениях не испугал ребят. Молодцы, настоящие полярники. Даже Счастливый прибежал, потёрся о ногу, поддержал.
18 июня
Закончили трёхдневный аврал по благоустройству станции. Полдня потратили на подготовку ледяных анкеров – заменили деревянные колья радиомачт. Кудряшов пожертвовал четыреста метров из запасов троса. Укрепили ветряк: врыли в лёд продовольственные бидоны – пускай штормовой ветер старается.
Все в работе, но не хватает живого общения, разговоров о пустяках. Попытался исправить. Заглянул в радиостанцию.
– Как там наши подруги? – спросил я у Аппеля. – В театре, наверное, сейчас сидят или на концерте.
Аппель не отвечал. Мне стало не по себе: он передавал какую-то нелепицу, не стучал, а скорей царапал радиоключом по контакту.
– Вот бы поселиться здесь с жёнами, – пошутил я, чтобы всё-таки привлечь внимание радиста. – Собрать на льдине семьи полярников. Советский город получится – не иначе!
– Не иначе, – сухо ответил Аппель. Рука замерла, разжалась, сжалась, впечатала ключ в контакт. Ещё раз. И ещё. Снова замерла.
– Правда, тогда придётся строить ледяные родильные дома и ясли…
Я запнулся, встал и вышел.
В радиостанции оглушительно стучал радиотелеграф. Точка. Точка. Одни точки. Одни жирные точки.
19 июня
Тамахин после завтрака лёг спать, дежурил всю ночь: выходил на улицу и искал новые трещины.
Счастливый не ест. Подносишь колбасу к самому носу – даже не глядит. Мои товарищи взяли пример с Кудряшова – уносят еду к рабочим местам. Я обедал на кухне один.
Вчера снился кошмар. Куклы с безжизненными глазами, осклабившимися ртами, перекрученными ушами. Они кланялись мне, их суставы хрустели, как снег под сапогом.
Не удаётся забыть.
Вечером помог Кудряшову поднять сетку. Там оказалось несколько мелких животных. Уложили их в банки.
– Интересный день, – сказал Кудряшов, глядя, как животные шевелятся за стеклом.
– Привезёшь сыну?
– Привезу, – сказал он, словно не понял шутки.
– Ты не пишешь домой…
– Я научусь. Мы учимся.
– Федя… – Я не знал, что сказать. В лагере уже не было былой сплочённости. Я не мог вспомнить, когда мы просто сидели и болтали, все вместе. – Что происходит?
– Мы учимся, – повторил он и поднял банку выше.
– Чему? – прикрикнул я.
– Всему.
20 июня
Сегодня я стал свидетелем странной, пугающей сцены.
Тамахин вырубил новый «холодильник». Когда закончил, собрал всех, привёл, показал.
– Хорошая работа, Жора, – пустым голосом сказал Кудряшов.
– Отлично справился, Жора, – бесцветно произнёс Аппель.
– Я рад, – улыбнулся Тамахин.
Аппель улыбнулся в ответ. Кудряшов поддержал. Они словно пробовали, каково это – улыбаться.
От неправильности