искоса посмотрел на конверт и осторожно отодвинул его от себя подальше:
– Напишите Борису Николаевичу записку на депутатском бланке с изложением сути дела. Я передам. А пакет пока заберите». <…>
В назначенное время я вновь был в приемной. Не говоря ни слова, Илюшин протянул мне мою записку, на которой рукой Ельцина красным карандашом было начертано: «Разобраться Руцкому». <…>
Руководитель секретариата Руцкого Алексей Царегородцев <…> не хуже него (Илюшина. – Р. С.) понимал в тонкостях бюрократического этикета:
– Александр Владимирович эти бумаги не примет, – категорично заявил он, повертев в руках пакет.
– Но ведь президент поручил!
– Вы видите, что написано на конверте: «Ельцину в собственные руки». Вице-президент не имеет права его вскрывать.
– А вы понимаете, что там идет война?
– Тем более! Не впутывайте Александра Владимировича. У него и без того неприятностей хватает: чего только на него не вешают, как дело гиблое – сразу Руцкой! Написано: «Ельцину», вот Ельцину и вручайте.
<…> Пакет жег мне руки, и я поспешил к Бурбулису, в то время – третьему лицу в официальной российской иерархии. <…>
– Вскрывать не имею права. И звонить Борису Николаевичу по этому вопросу не буду, он уже в курсе, – вяло отреагировал он.
<…> И вот я снова в пахнущем кофе и табаком большом кабинете Хасбулатова. Руслан Имранович спокоен и даже несколько ироничен:
– Хе-хе! – тихо хмыкнул он, выслушав рассказ о моих хождениях по президентским кабинетам. – Такова техника безопасности власти. Ну ничего, не расстраивайся, я тебя в это дело впутал, я и выпутаю. Мы этот пакет сожжем, не вскрывая.
– Как сожжем? – не понял я сначала.
– Так, спичкой… Никакого риска! Пойти, Илья, – он резко перешел на серьезный тон, – у нас нет другого выхода: вскрывать нельзя, хранить нельзя, выбрасывать нельзя и отправлять обратно – недипломатично. Сожжем, не вскрывая, и заактируем. При свидетелях. Согласен?
Разочарованно пожав плечами, я кивнул в знак согласия. Вскоре в туалетной комнате исполняющего обязанности Председателя Верховного Совета РСФСР весело заиграло пламя небольшого костерка, в котором сгорели не только южноосетинское «Обращение к президенту и народу России» и прочие совсекретные документы, но и мои последние политические иллюзии».
После Беловежского соглашения и начала «шоковой терапии» Константинов и часть демократов уходят в оппозицию не столько Ельцину, сколько его правительству. К оппозиционерам присоединяются сначала «умеренные» коммунисты и «не оголтелые» националисты, а потом и радикальные… В итоге вице-президент Ельцина Руцкой и большинство депутатов оказались против дальнейших шагов ельцинского правительства, не подчинились противоречащему конституции указу 1400, и Верховный Совет был разогнан силой.
Многие недавние соратники Константинова из демократического