Лишь в пятом классе я внезапно узнал из разговоров со сверстниками, что девочки оказывается устроены совершенно иначе, до этого я a priori предполагал, что у них в сокровенных местах все выглядит примерно так же, как у людей. Точнее, я вообще не задумывался об этом. Совершив это потрясающее открытие, я время от времени становился перед зеркалом и, как будто бы в первый раз, с удивлением трогал и разглядывал то, что в корне отличало меня от них. Мне было странно, что их одежда, внешность, голос, привычка бежать по-утиному, враскоряку – все это отличается от того, как выглядел и что делал я. Скажем, для чего они носят не штаны, а юбки и платья? Наверное для того, чтобы время от времени, ветер поднимал бы их одеяния, чтобы все могли ненавязчиво уловить мелькнувшую на мгновение тайну, рассуждал я. Да что там одежда – ведь даже их речь изобиловала совершенно необычными для меня оборотами: «трусиха», вместо «трус», «я подумала», вместо «я подумал» и т. п. Помимо этого, я недоумевал, каким образом взрослые люди на полном серьезе способны наброситься на человека противоположного пола и начать вонзать в него свой предмет? Как вообще можно… живого человека?
Да, девочки были для меня марсианками, таинственными пришелицами из иных галактик и я все чаще мечтал о том, как в один прекрасный момент какая-нибудь из них откроет мне свои природные тайны. Причем в моем восприятии это не имело никакого отношения к мечтам о романтической, возвышенной любви – все разворачивалось как будто бы параллельно.
***
Как я уже рассказывал, я был в своем классе посторонним. Этому во многом способствовала моя клоунская походка, нечеткие движения и странная привычка повсюду читать книги. Читая трилогию австралийского автора Алана Маршалла, в которой он рассказывает о своем нелегком взрослении – а он ещё ребенком перенес полиомиелит и мог ходить только на костылях – я с особым интересом вникал в его отношения с женщинами. Так же как он, я часто задавал себе вопрос: найдется ли та, которая полюбит меня? Полюбит таким как я есть – до крайней степени стеснительного и необщительного полуинвалида…
Ближе к старшим классам парни из нашего класса каждую перемену собирались в ближайшем к школе дворе, чтобы покурить. Даже не курившие все равно стояли в общей массе, беседуя на специфическом языке, состоявшем, в основном, из мата:
– Ты, б…, вчера видел, б…, фильм, б…?
– Какой, б…?
– Молчание доктора Ивенса, б….
Один лишь я оставался в классе с девочками и, сгорая под их насмешливыми взглядами, читал художественную литературу. В основном, книги, воспевавшие мужество: Алана Маршалла, Джека Лондона, Фенимора Купера. Когда случались коллективные драки, иногда заканчивавшиеся вызовом милиции, меня никто и не пытался позвать присоединиться к большинству. Моя личность бытийствовала исполнением самости.
Время от времени на меня кто-нибудь