ужасный кошмар. Когда я сделался старше, то хранил как сокровище в своей душе рассказ о том, что отец – это было вскоре после моего рождения – покинул пресвитерианское богослужение, когда услышал проповедь священника, говорившего о вечных муках, ожидающих даже маленьких детей по Божьему предопределению. Отец не мог вынести этого и сказал священнику: «Если ваша религия и ваш Бог таковы, то я поищу себе лучшей религии и более великодушного Бога». После этого он вышел из пресвитерианской церкви и стал посещать другие богослужения. На меня производило глубокое впечатление то, что он каждое утро удалялся, чтобы молиться. Он был по-настоящему благочестив и оставался таким до конца жизни. На все религиозные сообщества он смотрел лишь как на путь к добру и находил, что хотя и существует много вероисповеданий, но религия только одна. И я считал, что мой
отец больше понимал в религии, чем проповедник, который изображал нам не «небесного отца», а жестокого мстительного бога Ветхого Завета, «вечного мучителя», как его осмелился назвать в своей автобиографии Эндрю Уайт. К счастью, взгляды на этот счет теперь изменились.
В детстве моим величайшим удовольствием было разведение кроликов и голубей. Для моих пернатых и четвероногих любимцев отец выстроил хорошенький домик, и я до сих пор с благодарностью вспоминаю об этом. Моя мать находила, что влияние семьи лучше всего может удержать мальчиков на добром пути, и для этого нужно, чтобы дома им было уютно. И я не знаю, чего бы не сделали мои отец и мать, чтобы только доставить радость нам и соседским детям, которые нас окружали.
С разведением кроликов связан и мой первый деловой опыт. Я заручился на все лето услугами моих товарищей, как настоящий работодатель, и за это назначил единственным вознаграждением то, что новорожденные кролики назывались их именами.
Каждую субботу мои товарищи отправлялись собирать корм для кроликов. Еще и теперь меня мучат укоры совести за то, что я так скудно вознаграждал товарищей по играм за их труды. Многие из них все лето собирали со мной траву для моих кроликов, довольствуясь такой единовременной платой, самой ничтожной, какая когда-либо давалась за труды. Но что же я мог бы предложить им? Ведь у меня самого не было ни одного пенни!..
Это воспоминание имеет значение, потому что Оно служит первым указанием, что я обладал организаторским талантом, от дальнейшего развития которого зависел мой внешний успех в жизни. Этим успехом я больше обязан своей способности всегда
отыскивать таких людей, которые лучше меня знали, что надо делать, нежели собственным знаниям и уменью. Я ничего не понимал в паровых машинах, но старался вникнуть в тот гораздо более сложный механизм, который называется человеком.
Когда я однажды в 1898 году во время поездки по Шотландии остановился в одной маленькой гостинице, то ко мне подошел какой-то господин и представился мне. Это был мистер Интом, крупный шотландский мебельный фабрикант и, как я потом убедился,
превосходный