Хань бежит к стойбищу, взапуски с братом, у брата ноги длинные, брат вреднючий, быстрее бегает…
– Не отставаа-а-а-й!
Какое там не отставай… брат вон уже где… а надо бежать, надо спешить, а то вот, брат напугал, сказал, племя без них откочует. Скажет племя, фу, какой мальчик нехороший Цинь Хан, убежал, вот и оставим его на растерзание этому…
Этому…
Которое за нами спешит.
– Скорее-ей!
А брат уже там, в стойбище, а стойбища-то уже и нет, собрались все. Повозки, кухни полевые, вездеходы, волы, лошади, все снялось, все вперед-вперед покатилось, на запад, на запад, вслед за уходящим солнцем.
Так велено. Надо за солнцем идти. Ме-едленно-ме-едленно солнце по небу плывет, и вот надо за солнцем поспешать, а то заберет то, что за нами идет…
Бежит Цинь Хан. Торопится. А то никак без него племя уйдет, и заберет Цинь Хана то, что идет с ночью… Раз замешкалось племя, видели это, ух, страху натерпелись…
Бежит Цинь Хан, бросается к мамке, кидается на шею, вот он я, живой…
Мамка Цинь Хана хлопает. Больно. Сильно, ишь, куда разбегался, силы беречь надо, как сейчас идти-то будешь?
И слезы градом из глаз, ревет Цинь Хан во весь голос, и брат, окаянный, радуется, кузнечиком дразнится…
Сидит Цинь Хан на краю повозки.
Ревет.
Катится за солнцем стойбище. Старики на повозках сидят, беседуют, вот, говорят, раньше солнце быстрее по небу шло и темное что-то быстрее людей догоняло.
Сейчас не то.
Сейчас можно и стоянку разбить.
Смилостивились боги.
Мамка идет. Сжался Цинь Хан, сейчас опять нахлопает, дескать, мальчики не плачут, и все такое.
Нет, не нахлопала, слезы утирает, волосы ерошит, не реви, мол, и полную охапку лошадок тряпичных Цинь Хану тащит. Во, гляди какие, от прабабки остались.
Радуется Цинь Хан, у-у, это же теперь у него собственное племя будет, и стадо лошадей, они у него по степи кочевать будут, как всамделишные, ты-гы-дым-ты-гы-дым…
– Виноват.
Илу опускает голову. Тут лучше самому признаться, что виноват. Может, помилуют. Если повезет.
– Когда ты снялся со стоянки? – вопрошает наставник.
Илу опускает голову еще ниже. Он видел, так один парень делал, который золотой браслет украл. Только тут не браслет, тут пострашнее дело будет…
– Вечером.
– Вечером, это во сколько?
– В… шесть.
– Не ври!
– Илу смущен. Сам знает, врать нехорошо, а то хуже будет.
– В семь.
– То есть, когда зло уже пришло?
Илу опускает голову еще ниже, вот-вот голова отвалится.
– Да.
– За такое знаешь, чего полагается?
– Илу не знает. Но догадывается. Слушает приговор.
– …варивается… к смертной казни.
Илу думает, что ослышался. Ошибка какая-то. Припугнуть хотят, не иначе, чтобы неповадно было…
А как припугнуть, как с такими иначе, с отступниками, которые со стоянки не вовремя снимаются. Эдак один не вовремя