быть.
– Не ищут, – повторил Сергей, поднося ко рту армянина ложку с кашей и облипшим в ней кусочком котлеты.
Кормил его Сергей уже третий день, но тот все равно стеснялся. Имя армянина он запомнил сразу, как только его услышал – Мелик. Отчество, странно, имел он русское – Павлович.
– Мелик Павлович, я никуда не тороплюсь. Не спешите, а то подавитесь, – поизнес Сергей, но армянин проглатывал еду, почти не прожевывая, он хотел поскорее избавиться от санитара и своей унизительной, детской роли.
– Обязательно ищет мать, – уверенно сказал рыжий.– Неужели ты мать не помнишь?
– Не ищет. Про меня писали в газетах. Я ничего не помню.
– Удивительно! – сказал рыжий, всматриваясь в Сергея.– Голова как голова у тебя, а что творится в ней – всем загадка… Разве ты по ним не скучаешь?
– Нет. Мне о ком скучать?
– Шиза это – вот что.
– Я нормальный, – возразил ему Сергей и обиделся.– С августа я помню все. А до этого – как стена.
– Отвяжись ты от человека! – проглотив комок пищи, выкрикнул Мелик Павлович.
Рыжий замолчал, не ответил.
Днем приехала в госпиталь жена рыжего. Под вечер, завернув по делам в седьмую палату, Сергей с ней встретился взглядом. Жена, еще молодая женщина, растеряно посмотрела на санитара, на судно в его руках, скользнула и сразу отдернула взгляд с одеяла мужа, от места, где, по идее, должны быть ноги. Рыжий заметил это и усмехнулся.
Жена говорила рыжему: она верила, что он жив.
– Тебе больно? – спрашивала она, зажимая пальцами себе переносицу, чтобы успокоиться, не реветь. А вопрос, о котором подумала, побоялась ему задать.
Через день она улетела домой, так и не спросив его об этом, и снова он усмехнулся.
Рыжему Матвею Уфимцеву, гвардии-майору, не повезло. Его штурмовик был сбит. Он катапультировался и, раненый, долго шел, потом полз бесконечно долго. Обморозился. Выбрался к своим. Руки ему спасли, на ногах развилась гангрена. Сделали ампутацию. Теперь он лежал в палате, смотрел на сосны за окном и после отъезда жены молчал.
2
– Ешьте, ешьте. Надо есть. Ешьте, – говорил Сергей рыжему вечером следующего дня, подавая ему тарелку.
Рыжий, словно его не слыша, молча смотрел в окно.
– Сережа, оставь ты его в покое, – не утерпев, вымолвил Мелик Павлович.
– Долго без еды – ослабеешь.
Рыжий на подушке чуть передвинул голову. Он еще с минуту смотрел на силуэты сосен за стеклами, потом медлительным движением скосил глаза на санитара и произнес:
– Как узнать, где она?
– Кто?
– Где стена?
– Какая стена?
– Ты знаешь.
Мутные глаза рыжего смотрели на Сергея устало. Сергей в этот миг почувствовал, что рыжий не так уж рыж. Рыжина его светлых волос могла быть почти незаметной, когда бы не оттеняла