у ветками, падали на землю, посверкивая в лучах утреннего солнца.
Ведущий «юнкерс», издавая истошный вой, сбросил бомбы, и они черными точками устремились к земле, на позиции зенитчиков.
«Подавят, черт бы их побрал», – занервничал командующий Девятнадцатой армией генерал-лейтенант Конев, два месяца тому назад растерявший под Витебском корпуса и дивизии этой же армии, кое-как собравший остатки и отступивший с ними к востоку от Смоленска. Армию пополнили и снова бросили в бой, лишь попеняв ее командующему за бездарно организованное наступление. Применить против Конева более жесткие меры не имело смысла: почти все советские генералы были слеплены на одну колодку, не способные ни наступать как следует, ни обороняться, даже если имеют подавляющее превосходство над противником в количестве людей и техники.
Вот и теперь, когда немцы приостановили движение к Москве, бросив танковую группу под командованием генерала Гудериана на юг, оставив для удержания завоеванных рубежей лишь пехотные дивизии, войска Западного фронта под командованием маршала Тимошенко начали шаг за шагом продвигаться вперед, тесня немцев на запад, в надежде вернуть Смоленск. Из всех армий фронта Девятнадцатая продвинулась дальше других: то ли генерал Конев учел свои ошибки, то ли немцам ничего не оставалось делать, как пятиться, огрызаясь на каждом промежуточном рубеже. Так или иначе, но Девятнадцатая армия наступала, и Коневу, чтобы загладить свою неудачу под Витебском, приходилось гнать и гнать свои дивизии вперед. Его отчеты перед Верховным главнокомандующим были полны оптимизма, пестрели освобожденными деревеньками, разгромленными полками и дивизиями противника, уничтоженными танками и самолетами, пушками и пулеметами, взятыми трофеями. Теперь его армия была нацелена на Духовщину, далее на Демидов и, если повезет, то и на Витебск. Правда, сам командующий так далеко не заглядывал, чувствуя по нарастающему сопротивлению немцев, что слишком далеко ему не пройти: для этого его армии, как и другим армиям фронта, нужны были новые танки, пушки и самолеты, а главное – командирам дивизиям и полков более высокое умение воевать. Каждый из них боялся отрываться от своих соседей, оголять свои фланги, потому что стоит лишь оторваться от линии фронта, как немцы тут же ударят с двух сторон и захлопнут ловушку.
И генерал Конев тоже боялся этого. наблюдал за переправой конной дивизии с вершины невысокого холма, поросшего густым березняком. «Юнкерсы» продолжали безнаказанно бомбить переправу. Небо было чистым, лишь высоко-высоко кружили «мессера» прикрытия, следовательно, если наши и появятся, то им будет не до «юнкерсов». Не исключено, что их перехватывают на подходе, чтобы не мешали бомбить. Никак наши соколы не привыкнут к немецкой тактике, хотя она однообразна, как шум осеннего дождя.
Разрывы бомб, истошный визг следующего самолета, нацелившегося на переправу, оторвали Конева от невеселых размышлений. Однако бомбы пощадили и зенитки, и переправу, подняв султаны разрывов несколько в стороне. Видать, летчики нервничали, боясь напороться на кинжальный огонь пулеметов и пушек. Но в пике уже срывались следующие самолеты, и было их не менее сорока. Теперь они шли парами и тройками, стараясь захватить оба берега, понтонный мост и дорогу, на которой сбилась конница, повозки, артиллерийские упряжки. Уже все пространство вблизи переправы затянуло пылью и дымом, и сама река, и камыши, и копнообразные ивы – все это исчезло, и летчики тоже вряд ли видели, куда им кидать бомбы.
– Эх, сколь рыбы-то наглушат, – произнес с сожалением стоящий рядом молодцеватый командир конной дивизии подполковник Стученко, пощелкивая плетью по голенищу сапога. И тут же заорал: – Есть! Попали, черт их подери! Попа-али!
Один из «юнкерсов» вдруг отвалил в сторону, таща за собой дымный хвост, пролетел немного, сильно кренясь на обрубленное крыло, и рухнул в лес, взметнув вверх пламя и черный дым, верхушки деревьев и куски своего дюралевого тела.
Неожиданно над рекой появилась шестерка наших И-16, застрекотали пулеметы, еще два «юнкерса» рухнули в лес на той стороне, остальные стали бросать бомбы куда попало, но сверху уже неслись вниз «мессера», и вот уже один за другим свалились в лес два наших «ишачка», но остальные настойчиво клевали «юнкерсов», кидаясь на них то снизу, то сверху, стараясь при этом уворачиваться от «мессеров». Через минуту весь этот клубок самолетов исчез из поля зрения.
– Поторопите ваших людей! – резко бросил Конев комдиву Стученко. – Чего они сбились на этом берегу? Ждут, когда мост разбомбят? Вы нужны на том берегу, а не на этом.
– Есть поторопить, товарищ командующий! – кинул руку к кубанке подполковник, вскочил на стоящего рядом вороного коня и, сопровождаемый ординарцем, поскакал к переправе.
Видно было, как он крутится среди сбившихся у переправы артиллерийских упряжек и тачанок, запрудивших дорогу, среди грызущихся лошадей и орущих ездовых, машет рукой с зажатой в ней плетью, и вот все это задвигалось, из этого клубка вырвалась одна упряжка, за ней другая, и через несколько минут клубок начал разматываться, будто комдив нашел в нем затерявшийся конец, решительно потянул за него, и река из повозок, лошадей и людей потекла, нигде не задерживаясь, на бешеном аллюре вымахивая на противоположный