назад, Свамиджи поддерживал с ним теснейшие взаимоотношения, пренебрегая любыми пространственно-временными границами. Вот что писал об этом сам Свамиджи: «Лично у меня образовалась чрезвычайно глубокая мистическая связь с Бабаджи, и все знания и озарения пришли ко мне только благодаря полной и безграничной защите, наставлениям и милости Бабаджи. Он – суть моей сути и жизнь моей жизни. Без него у меня вообще нет независимого существования. И это чувство не покидает меня никогда, ни на миг – его сладчайшей милостью».
Бабаджи был одним из многих великих реализованных просветленных святых, принадлежащих традиции Удасинов. Он – безупречный прирожденный йогин, и многие считают его воплощением Ачарьи Шричандры. Бабаджи жил в округе Монтгомери Восточного Пенджаба (нынешний Пакистан), и там до сих пор есть деревня, названная в его честь – Бхуман-Шах. Вся его жизнь была посвящена нерушимому памятованию Божественного, бескорыстному служению беднякам и нуждающимся, пробуждению людей от гипнотического сна привязанностей ко всему мирскому и преходящему. Свамиджи когда-то написал маленькую брошюрку «Зеркало блаженства» (Mirror of Bliss), где кратко, но содержательно описал божественную жизнь и учение Бабаджи.
Баба Бхуман Шах Удасин (1687–1747), гуру нашего Свамиджи
И доныне у Бабаджи есть тысячи последователей во всем мире, особенно в северных индийских штатах – Харьяне, Пенджабе и Раджастане, куда вынуждены были бежать многие его последователи после разделения страны, после чего они построили там храмы и святилища, посвященные Бабаджи.
Следующие отрывки из разных текстов, где Свамиджи писал о Бабе Бхуман Шахе, очень выразительно рассказывают о божественной связи между ними:
«С самого детства Бабаджи был одарен благословенным состоянием махабхава. Это редкостное и необычайно высокое духовное состояние, когда преданный Богу остается полностью погружен в высшую божественную любовь и блаженство; при этом его тело и чувства тоже обрели божественность. Соблюдая в течение всей своей жизни строгий целибат, Бабаджи проводил дни в непрестанном памятовании о Божественном и побуждал всех окружающих к таким добродетелям, как внутренняя и внешняя чистота, ненасилие, честность, справедливость, сострадательность, дружелюбие и так далее. Он был сосредоточен на размышлениях о тщетности и банальности этого феноменального мира, а также на созерцании вечной и прекрасной природы Господа. Бабаджи был совершенным воплощением духовности. Он обладал безупречной способностью пробудить любого достойного искателя просто по собственной воле».
«Я – порождение Бабаджи; я стал таким, каким сделал меня он. В процессе своей садханы я выполнял все то, к чему побуждал меня он. Моя любовь к Богу и глубокое бесстрастие – они родились от моей любви к Бабаджи. В юности я порой плакал от любви к нему. Я всегда отчетливо осознавал его незримое присутствие, но нередко ко мне приходила и настоящая даршана (видение) его образа».
«Какими словами я могу передать славу и величие