большевикам всемерную поддержку. Иначе и быть не могло, потому что цели у них, по крайней мере в первое время, совпадали по всем пунктам.
Это касалось и полной демобилизации действующей русской армии, и разрушения государственных институтов Российской империи, опираясь на которые она могла возродиться для сопротивления Германии.
Другое дело, что хотя это совпадение интересов и не противоречило, но отнюдь не вытекало из тех соглашений, которые были заключены Лениным с немецким генштабом еще до Октябрьского переворота.
Этот момент принципиально важен для понимания событий 1918 года.
Русская революция была для большевиков, по словам Ленина, лишь «этапом» революции, в результате которой возникнет мировое «коммунистическое государство».
И если на данном этапе революции Ленин и мог выступать как немецкий агент, то в дальнейшем проекте он становился главой «мирового коммунистического государства», которое должно было поглотить и саму Германию.
«Сама по себе перспектива, – вспоминал потом Л.Д. Троцкий, – переговоров с бароном Кюльманом и генералом Гофманом была мало привлекательна, но «чтобы затягивать переговоры, нужен затягиватель», как выразился Ленин. Мы кратко обменялись в Смольном мнениями относительно общей линии переговоров. Вопрос о том, будем ли подписывать или нет, пока отодвинули: нельзя было знать, как пойдут переговоры, как отразятся в Европе, какая создастся обстановка. А мы не отказывались, разумеется, от надежд на быстрое революционное развитие.
То, что мы не можем воевать, было для меня совершенно очевидно.
Таким образом, насчет невозможности революционной войны у меня не было и тени разногласия с Владимиром Ильичом»[35].
Попытаемся, опираясь на воспоминания Л.Д. Троцкого, реконструировать его беседу с Лениным, состоявшуюся перед отъездом делегации…
– Это еще вопрос: смогут ли воевать немцы, смогут ли они наступать на революцию, которая заявит о прекращении войны… – сказал тогда Лев Давидович.
– Возможно… – согласился Ленин. – Но как узнать, как прощупать, товарищ Троцкий, настроение германской солдатской массы? Какое действие произвела на нее Октябрьская революция? Если сдвиг начался, какова глубина сдвига?
– Может быть, нам, Владимир Ильич, просто поставить немецкий рабочий класс и немецкую армию перед испытанием: с одной стороны, рабочая революция, объявляющая войну прекращенной; с другой стороны, голенцоллернское правительство, приказывающее на эту революцию наступать?
– Конечно, это очень заманчиво, – проговорил Ленин. – Это чертовски заманчиво, товарищ Троцкий, и несомненно, такое испытание не пройдет бесследно! Но пока это рискованно, очень рискованно. А если германский милитаризм, что весьма вероятно, окажется достаточно силен, чтобы открыть против нас наступление, – что тогда?
– Сейчас немцы перебрасывают все свои силы на Западный фронт… Едва ли они рискнут вести наступление на нашем фронте.
– Я опасаюсь не немцев, – сказал Ленин. – Нет! Нельзя рисковать: сейчас нет на свете ничего важнее