Николай Коняев

Гибель красных Моисеев. Начало террора. 1918 год


Скачать книгу

вспухшими кучами нечистот из рыхлого черного снежного месива.

      По высоким теплым комнатам бесшумно снуют женщины в платьях серых или темных. Вдоль стен – в глубине металлических ванночек лежат с раскрытыми серьезными глазами молчащие уродцы – чахлые плоды изъеденных, бездушных низкорослых женщин, женщин деревянных предместий, погруженных в туман.

      Недоноски, когда их доставляют, имеют весу фунт-полтора. У каждой ванночки висит табличка – кривая жизни младенца. Нынче это уж не кривая. Линия выпрямляется. Жизнь в фунтовых телах теплится уныло и призрачно.

      Еще одна неприметная грань замирания нашего: женщины, кормящие грудью, все меньше дают молока…

      Они стоят вокруг меня, грудастые, но тонкие – все пятеро – в монашеских своих одеждах и говорят:

      – Докторша высказывает – молока мало даете, дети в весе не растут… Душой бы рады, кровь, чувствуем, сосут… К извозчикам бы приравняли… В управе сказывали: не рабочие… Пошли вон мы нынче вдвоем в лавку, ходим, ноги гнутся, стали мы, смотрим друг дружке в глаза, падать хотим, не можем двинуться…

      Они просят меня о карточках, о дополнениях, кланяются, стоят вдоль стен, и лица их краснеют и становятся напряженными и жалкими, как у просительниц в канцелярии»[60].

      Зарисовки эти чрезвычайно ценный материал для исследователя. Самое замечательное в них – это не совсем человеческая бесстрастность, умение отключиться от чужого страдания и боли, чтобы сочувствие не затуманивало глаза, не нарушало точности писательского зрения.

      Перечитывая публицистику писателя, запечатлевшую самые различные проявления человеческого горя, я обнаружил только один сбой. Кажется, лишь в описании погромов еврейских местечек: «Недорезанные собаки испустили свой хриплый лай. Недобитые убийцы вылезли из гробов. Добейте их, бойцы Конармии! Заколотите крепче приподнявшиеся крышки из смердящих могил!» – и срывается на крик писательский голос. Но этот сбой относится к 1920 году и прямого отношения к петроградским событиям не имеет…

      В резолюциях, принимавшихся тогда на петроградских фабриках и заводах, бесстрастности гораздо меньше, чем в зарисовках Исаака Бабеля. Вот заявление, с которым в марте 1918 года уполномоченные рабочих петроградских фабрик и заводов обратились к IV Всероссийскому съезду Советов…

      «Нам обещали свободу. А что мы видим на самом деле? Все растоптано полицейскими каблуками, все раздавлено вооруженной рукой… Мы дошли до позора бессудных расстрелов, до кровавого ужаса смертных казней, совершаемых людьми, которые являются одновременно и доносчиками, и сыщиками, и провокаторами, и следователями, и обвинителями, и судьями, и палачами…

      Но нет! Довольно кровавого обмана и позора, ведущих революционную Россию к гибели и расчищающих путь новому деспоту на место свергнутого старого. Довольно лжи и предательства. Довольно преступлений, совершаемых нашим именем, именем рабочего класса…

      Мы, рабочие петроградских фабрик и заводов, требуем от съезда постановления об отставке