Некоторые русские офицеры, будучи не в силах остановить разрушительные приготовления, уходили в действующую армию и шли на фронт. У старших чинов штаба опускались руки.
– «Помилуйте, – говорили они мне, – нет никаких сил. Докладываем Гайде о преступных прямо действиях, о необходимых решительных мерах. Гайда согласен, отдает приказ, а через десять минут из другой двери, через комнату его доверенного чеха Гусарика входит эс-эр, и все меняется».
Печать Екатеринбурга и Перми, захваченная, как почти всегда, «либералами» и социалистами, вела искусную кампанию. День ото дня все усиливая, пели они дифирамбы Гайде, восхваляли его демократизм, называли его спасителем России, единственным человеком, способным на это великое дело. И опять Москва выставлялась как близкая заветная цель. Гайда должен войти в Москву первым!
Вскоре приехал в Екатеринбург и Верховный Правитель, который в эти тяжелые дни старался личным присутствием помочь на фронте. К приходу его поезда на станции собрались все высшие чины, был построен почетный караул, пешая часть и какие-то конные в фантастической форме, что-то среднее между черкеской и кафтаном полковых певчих. В стороне важно и неприступно прогуливался Гайда, изредка подходя к кому-либо из старших начальников и обмениваясь короткими фразами. Очень интересный и показательный разговор был у меня с ним.
– «Что это за часть, генерал?» – спросил я, показывая на всадников в коричневых кафтанах, расшитых галунами.
– «То мой конвой».
– «Что за оригинальная форма у них. Сами придумали?»
– «Нет, та форма, генерал, исторична».
– ?!
– «Ибо всегда в Руссии все великие люди, ваш Император и Николай Николаевич, все имели коукасский конвой. Я думаю, что если войти в Москву, то надо иметь тоже такой конвой».
– «Что же, они у Вас с Кавказа набраны, коукасские люди?»
– «Нет, мы берем здесь, только тип чтобы близко подходил к коукасскому».
На носках приблизился ординарец и почтительно доложил Гайде:
– «Поезд подходит, брате-генерале».
Так было принято у Гайды, по-чешскому. Чтобы больше на демократа походить.
Подана команда на «краул». Оркестр играет «Коль славен» (этим церковным гимном в то время заменили мощный, музыкальный и самый красивый в мире Русский гимн). Из вагона выходит адмирал Колчак, слегка сгорбленный, с бледным исхудавшим лицом и остро блестящими глазами от бессонных ночей на фронте. Губы плотно сжаты, опустились углы их, и около легли две глубокие складки тяжелых дум. Рапорт. Обходит ряды почетного караула, смотря, по своей привычке, пристальным взглядом в лицо каждого солдата.
– «Спасибо, братцы, за отличный вид!»
– «Рады стараться, Ваше…ство-о-о!»
– «Я только что объехал геройские полки Западной армии; им трудно, на них обрушились свежие части коммунистов. Но, Бог даст, одолеем врагов России. Надо только помочь нашим…»
– «Рады стараться, Ваше… ство-о-о!» – гремит