всходит на балкон;
Рукоплесканьем встречен он;
Его приветствуют красавицыны взгляды…
Но, холодно приняв привет ее очей,
В лицо перчатку ей
Он бросил и сказал: «Не требую награды».
Можно даме послать рыцаря на смерть верную и совершенно бессмысленную? Нет. Подлость.
А разве не столь же подл поступок короля из баллады «Кубок»? Короля, обязанного быть, по канонам средневековой повести, недосягаемым образцом всех добродетелей? Впрочем, читатель может этого и не заметить: величие морской стихии, красота подводного мира, открывшаяся взору юного храбреца – вот что поражает воображение!
А «Старушка…» или «Лесной царь» сегодня были бы отнесены к жанру «хорора». «Ужастики».
Разгул нечистой силы, противостоять которой – нечего даже и пытаться…
И всё же баллада – жанр европейский. О поэзии Англии или Германии русское общество до Жуковского и понятия не имело! Но Василий Андреевич не довольствовался ролью «ознакомителя» с чужими достижениями. Создать русскую балладу – именно этим стремлением объясняется внезапный интерес автора к русскому фольклору, простонародным поверьям, обрядности, гаданиям – всему тому, что просвещённые «русские европейцы пренебрежительно считали не стоящим внимания. Мужицкой серостью.
«Светлана» – «ужастик» по мотивам русской сказки. Поэтичный и нисколько не страшный. Тем более, что все кошмарные видения героини оказываются лишь… дурным сном!
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
Ярый воск топили;
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны.
Тускло светится луна
В сумраке тумана –
Молчалива и грустна
Милая Светлана.
«Что, подруженька, с тобой?
Вымолви словечко;
Слушай песни круговой;
Вынь себе колечко.
Пой, красавица: «Кузнец,
Скуй мне злат и нов венец,
Скуй кольцо златое;
Мне венчаться тем венцом,
Обручаться тем кольцом
При святом налое»».
Обманули Светлану дурные предчувствия: все страхи развеялись с рассветом, и жених вернулся. Живой и здоровый.
Баллады создали автору славу лучшего из ныне живущих русских поэтов. Да, конечно, ещё был жив Державин, но… ведь это – прошлый век, молодость дедушек! Сам же Василий Андреевич ни дня не чувствовал себя «олимпийцем», даже тогда, когда к нему стали обращаться начинающие поэты, как к авторитету непогрешимому.
Когда Денис Давыдов спросил его мнения