что она раскололась, хоть и упала на толстый ковер. – Пусто, как в твоей голове!
Тут он внезапно утих, замолчал и с подчеркнутым спокойствием несколько раз махнул листом, чтобы чернила высохли: сначала вверх-вниз – чтобы строчки не растеклись, потом влево-вправо. Сложив письмо, но не запечатав, он положил его на стол и подошел к развешанному по стене оружию, по прежнему на меня не глядя. Душа моя от его передвижений ушла в пятки, так что когда он снял с гвоздя хлыст для верховой езды, я был благодарен, что не пистолет и не двуручный меч – такой уж у него был вид.
– Я тебя выпорю, – спокойно произнес Монсеньер.
Я молчал.
– Снимай штаны.
Я расстегнул штаны, нижнее белье и спустил до колен.
– Куртку долой.
Сняв куртку, я уже без подсказок поднял рубаху и забрал ее в горсть, чтобы не спустилась обратно.
– Наклонись.
Я наклонился и оперся руками о стремянку.
Я не слышал его шагов – только свист, с которым скользила по ковру его шелковая сутана. «Как будто змея ползет», – подумал я, и тут раздался другой свист – резкий, короткий – и мою задницу обожгла боль. Конечно, почти все господа били своих слуг – кто хлыстом, кто кулаком, а кто и дубьем – но у дю Плесси такого в заводе не было.
Удары сыпались часто, и казалось, что их наносит не хлыст кордовской кожи, а раскаленный шомпол. Я знал, конечно, что мсье Арман не будет истязать меня раскаленным металлом, но кожу жгло как никогда в жизни. Решив молча терпеть все, я стискивал зубы и не издавал ни звука.
Удары между тем стали реже, а потом мсье Арман и вовсе прекратил меня бить, тяжело дыша и встряхивая уставшей рукой. Но вскоре переложил хлыст в левую руку и продолжил.
Удары стали намного слабее и реже, и вот тут-то я взмолился о боли как о спасении – потому что мое тело повело себя неожиданно и дико. Я почувствовал, как кровь бросилась мне в чресла. Прилив был стремительным до ломоты – я кусал губы, чтобы не заорать от нестерпимого желания. Больше всего я боялся, что мсье Арман заметит это и сочтет меня порочным, нечестным, недостойным. Тут меня настигло воспоминание – однажды я видел сон, в котором я, без штанов, стоял перед Монсеньером, а тот готовился меня выдрать – тогда я проснулся в мокрой рубахе и с бешено колотящимся сердцем…
Но это было еще не самое страшное.
– Повернись, – раздался спокойный приказ. Я не мог его ослушаться. Не поднимая глаз, я повернулся к нему!
– Подними рубаху.
Я задрал рубашку до груди.
Он крепче сжал хлыст, шагнул ко мне и, плеснув по моим ногам тяжелым красным шелком, упал передо мной на колени.
Затем Арман Жан дю Плесси де Ришелье, кардинал Святого Престола, советник короля Людовика – открыл рот…
Я не чувствовал ног, не чувствовал своего тела – кроме той части, что была сейчас в полной власти кардинала, хотя что там говорить – я весь был в его власти, навсегда, с первого взгляда и до последнего вздоха.
Я не знал, что со мной – мне хотелось