и вытекала каплями на его нежные щеки.
– Ты плачешь?
– Нет, что-то в глаз попало, Люсье… – я не дал ему договорить, закрыв рот поцелуем.
Мы целовались, тискались, измяли всю траву под качелями – словом, наслаждались друг другом, как два здоровых молодых щенка с горячей кровью. В ту ночь я не отпустил его, и мы встретили утро в моей постели, забравшись в комнату привычным мне маршрутом – по старому плющу, любезно разросшемуся по стене от земли до печной трубы, тем самым избавляя меня от нужды в лестнице.
Завтракали мы тоже вместе.
– Красивый вчера был фейерверк, – заметила матушка, заботливо кладя мне в кашу кусок масла побольше. – Нечасто я теперь тебя вижу за завтраком, молодой человек!
– А на кухне нынче доедают остатки праздничного ужина, – мечтательно проговорил я. – Фрикасе из телятины с трюфелями, утка во фламандском соусе…
– Неужто Франсуаза не оставит вам по кусочку? – спросила матушка. – Ты же всю птицу ей ощипал! А тебя так и вообще заездили, бедный ягненочек! – пожалела она Антуана, который действительно выглядел довольно растерзанным, только вот Франсуаза была тут не причем.
Мой любимый мальчик смущенно потупился, но матушка не заметила его неловкости.
– Ах, если б я была помоложе, мы бы с тобой выбрались на гулянье… Смотрели бы из-за ограды…– она мечтательно смотрела на моего отца, старательно жующего бриошь. – В Люксембургском саду можно было вчера увидеть королеву-мать, и нашего возлюбленного короля Людовика, и королеву Анну. И герцога де Люиня, королевского фаворита. Говорят, на нем больше бриллиантов, чем на королеве!
При этих словах Антуан вздрогнул и вжал голову в плечи. Вкусы нашего возлюбленного монарха не были секретом ни для кого, что в спальню королевы Людовик прибывает не иначе как на руках герцога де Люиня, потому что добровольно их величество всегда выбирает постель своего фаворита, знали даже в Гаскони.
– Ах, он такой красавчик, этот герцог де Люинь! Такой белокурый, и волосы так красиво завиты! – продолжала матушка. – Жаль, что ты, Люсьен, всегда так коротко стрижешься. А вот у Антуана волосы так и просят, чтобы их уложили в локоны!
Антуан при этих словах покраснел и попытался спрятаться за своей чашкой.
Тут и мой батюшка поднял голову от тарелки и оглядел нас всех, словно пересчитывая и находя счет верным.
– Может быть, при визите каких-нибудь высокопоставленных особ всей прислуге будет позволено выйти и посмотреть на гостей. Вот тогда все нарядимся, начистимся и завьем локоны. И даже Люсьен смоет грязь со своего носа.
– Особенно вам с Люсьеном есть что завивать! – покатилась со смеху матушка. Это правда – у отца только на затылке сохранились остатки былых кудрей, а у меня волосы были словно сапожная щетка – короткие и жесткие.
– Я надену венок из лилий и буду прекрасней всех, – сообщил батюшка, подмигнув Антуану.
Тем летом я был счастлив, как щенок, как животное, которое катается по траве от