когда он очутился во власти собак отца красавицы!
– Отвечаю вам, сэр Патрик, – немедленно возразил гость, – что леди Иоанна, напротив, с удовольствием видела бы льва освобожденным от западни охотников, с когтями и зубами, остро наточенными жаждой мщения!
– А сонет, – спросила Лилия, – почем знать? Может быть, он превратит Патрика в самого преданного слугу леди Иоанны? Малькольм, твою арфу!
Малькольм уже встал за арфой – инструментом очень любимым им, тем более что многие старались разочаровать его насчет музыки.
Рыцарь выпрямился на стуле и, после нескольких минут молчания, сказал задумчиво, что несколько смягчало его обыкновенно строгие черты:
– Если уж мне надо уступить вашему желанию, сударыня, то я спою сонет, сочиненный королем Джеймсом, когда он в первый раз увидел даму сердца сквозь решетки своей тюрьмы. Он сделал вид, что принял ее за соловья!
– Что такое соловей? – спросила Лилия. – Я часто встречаю это название в поэмах и воображала себе, что это ангел, поющий по ночам.
– Это птица, сестра, – отвечал Малькольм. – Филомона, пронзившая себе грудь и поющая до последнего своего издыхания.
– Басня и сказка бродячих певцов, Малькольм! – сказал Патрик. – Я видел и слышал эту птицу во Франции, и уверяю вас, что если бы был дамой, то почел бы жалкой похвалой сравнение с этой маленькой и бедной деревенской птичкой.
– Очень может быть, – отвечал рыцарь. – Но я разделяю убеждение леди Лилии и так уверен, что соловьи – ангелы, принимающие этот образ, что мне иногда грустно подумать, что когда буду на свободе, то не услышу более их мелодичного пения в Виндзорских лесах.
Патрик пожал плечами; но Лилия, нетерпеливо ожидавшая услышать сонет пленника, упросила его молчать.
Сэр Джеймс запел звучным и задушевным голосом, аккомпанируя себе на арфе, причем выказал удивительный вкус и редкий талант. Он пел песню виндзорского соловья из поэмы «Ле Кер», в которой говорится о любви Якова I. Все столпились около него, чтобы не проронить ни слова, и даже старый сэр Дэвид умилился. Он мысленно переносился к царствованию Роберта III, к тревожному времени, которое казалось ему счастливым в сравнении с настоящими скорбями. Но сэр Джеймс, желая предупредить всякое замечание о стихах, спетых им, тотчас же попросил Малькольма дать ему понятие о своем искусстве, и вечер прошел в занятиях музыкой, балладами и песнями до тех пор, пока прощальный кубок не перешел из рук в руки и не подал знака к разлуке.
Тогда опекун Гленуски и Малькольм проводили гостя до назначенной ему комнаты, в которой находилась большая деревянная кровать и на полу была постелена циновка для двух его конюхов; один из них был высокий шотландец с бронзовым цветом лица, другой – румяный, честный и веселый англичанин.
На следующий день, с рассветом, гость отправился в путь, получив приглашение остановиться в замке при своем возвращении. Он охотно дал слово, говоря, что будет счастлив передать королю мудрые советы такого уважаемого рыцаря,