ничтожностям мы уже потеряли исключительно благоприятно начавшуюся кампанию и опозорили себя на весь мир. Что же, теперь нам надо примиряться с проигранной войной, покорно всовывать голову в немецкое ярмо. Из сообщенного нам Александром Васильевичем (Кривошеин) письма выходит, что, по мнению вершителя судеб Ставки, наши солдаты не могут сопротивляться, что надо приняться за формирование новой армии путем подкупа и заманивания будущих героев. Бедная Россия. Ничего у нее не остается. Даже ее армия, которая в былые времена наполняла мир громом побед и удивляла своим самоотвержением, и та оказывается состоящей из одних только трусов и дезертиров. Неужели же мы будем все время молчать, неужели у Совета министров не хватит мужества открыть глаза кому следует? В известной обстановке чрезмерная осторожность граничит с преступлением».
В итоге происходивших прений решено просить генерала Рузского, в качестве командующего защищающим Петроград фронтом, пожаловать в ближайшее заседание Совета министров для частного обмена мнений о положении на театре войны и о безопасности столицы. Собеседованию этому отнюдь не следует придавать официальный характер, дабы Рузский мог высказаться вполне откровенно и дать таким образом правительству материал для последующих действий. Рузский находится вне влияния Янушкевича, держит себя независимо и его отзывы могут отразить истинную, не обработанную заинтересованными штабами, картину и сущность происходящего в районе боевых столкновений. Затем надлежаще осведомленный Совет министров должен ходатайствовать о созыве заседания под высочайшим председательством и постараться открыть царю правду настоящего и опасности будущего.
И. Л. Горемыкин:
«Я не возражаю против такой постановки, но считаю долгом еще раз повторить перед Советом министров мой настойчивый совет с чрезвычайной осторожностью говорить перед государем о делах и вопросах, касающихся Ставки и великого князя. Раздражение против него принимает в Царском Селе характер, грозящий опасными последствиями. Боюсь, как бы наши выступления не явились поводом к тяжелым осложнениям».
В связи с таким решением отпала необходимость в немедленном рассмотрении в связи с представленной управляющим делами справкой вопроса о взаимоотношениях правительства и военной власти на театре войны.
Хотя общий вопрос и был отложен, тем не менее, в дальнейшем ходе заседания он снова возник.
Кн. Н. Б. Щербатов:
«Прошу помощи Совета министров. Как я и предвидел, мое положение перед Государственной думой становится весьма щекотливым. Мне задают массу вопросов по местным делам в прифронтовой полосе. Это, несомненно, тактический прием со стороны депутатов, так как они прекрасно знают, что Министерство внутренних дел не имеет там никакого голоса и что всем распоряжаются военные власти, забронированные устрашающими словами – военная необходимость. На все вопросы я отделываюсь общими фразами, но положение мое становится