пути. Творческий путь всегда переплетается с жизненным путём. Примерно треть портретов на этом стенде были портретами моих товарищей по работе, сверстников или близких мне по возрасту, которые, увы, уже ушли из жизни.
По какому принципу я выбирал людей, кому отдал предпочтение? Принцип был двуединый и простой: во-первых, все эти люди оказали благотворное влияние на моё становление как учёного, и о каждом из них мне приятно вспоминать и, во-вторых, все они были известными или, по крайней мере, заметными в науке учёными.
Этот стенд вызвал естественный интерес коллег. Он потом несколько лет висел в моём рабочем кабинете, и посетители с интересом расспрашивали меня об этих людях, об учёбе у этих преподавателей, работе с этими учёными, о моём сотрудничестве и дружбе со сверстниками. Незаметно подкрались юбилеи некоторых персонажей этого стенда: 80-, 90-, 100-лет… Я писал и публиковал свои воспоминания о юбилярах. В конце концов, сама собой собралась папка моих воспоминаний и появилась мысль создать сборник очерков об этих людях. Затем стало ясно, что нужно добавить очерки о тех, о ком я не писал, но канва моей книги без них имела бы пробелы. Мне не хочется использовать слово «мемуары», оно торжественно и немного печально…
Помимо персональных очерков мне захотелось написать и о тех двух институтах, в которых я начинал свою научную карьеру, об их научных коллективах. Это были новые институты Академии наук, созданные для развития новых направлений в науке. Их открытие и первые годы работы проходили в обстановке энтузиазма. Но не обходилось и без коллизий, и это относилось к третьему институту, третьему научному коллективу на моём научном пути.
А между тем выпускники биофака МГУ 1950-х годов начали издавать воспоминания о годах учёбы в университете, и я тоже принял в этом участие и написал свои воспоминания. Но когда два тома этих воспоминаний вышли из печати[1], то я увидел, что мой очерк подвергся заметной цензуре. Составитель этих томов Людмила Ильинична Лебедева сразу же предупредила меня, что она намеревается изъять из моего текста упоминания о студентах, арестованных в 1949–51 гг. и реабилитированных после смерти Сталина, а также об осуждённом партийным бюро биофака, домашнем биологическом кружке сестёр Ляпуновых, потому что об этом написано в книгах, опубликованных С. Э. Шнолем. Мой письменный протест не помог, все мои слова об этих событиях были изъяты. Во втором томе «Мозаик судеб» не был опубликован очерк Е. А. Ляпуновой с её критической оценкой событий, происходивших на факультете в феврале 1956 г. В разговоре со мной Л. И. Лебедева сказала, что один из физиков, работающий на Физфаке МГУ, советовал ей публиковать все мнения и оценки, написанные теми, кто решил принять участие в публикации «Мозаик судеб». Но составительница сборников осталась при своём мнении. Я не знаю, кто принимал окончательное решение в цензуре моего текста и отказа от публикации текста доктора биологических наук, профессора Е. А. Ляпуновой, но убеждённость Л. И. Лебедевой в её «правоте», по-видимому, оказалась твёрдой, и всё это выглядело, как дожившая до XXI в призрачная тень уже умершей политики партийного руководства Биофака МГУ, которая господствовала на факультете в первые годы после печально памятной сессии ВАСХНИЛ 1948 г., и продолжалась после смерти И. В. Сталина и после осуждения его репрессий. Мне стало ясно, что мой очерк надо опубликовать заново и без купюр.
Вот так сложился замысел предлагаемой читателю книги: сначала я пишу о годах учёбы в университете, о том хорошем фундаменте, который был заложен там, и о том, что пришлось «достраивать» в моём образовании после университета. Потом пишу о научных коллективах, в которых проходили первые (и самые интересные) годы моей научной работы. И, наконец, больше половины книги посвящаю отдельным учёным и событиям, связанным с их и моей научной деятельностью и жизнью. «Наука – это не профессия, это образ жизни», – есть такое определение науки. То же самое можно сказать о любой другой творческой профессии: профессиях писателя, артиста, композитора, художника… А если так, то тем лучше, тем шире может быть круг читателей, которым интересна жизнь творческих людей.
Когда рукопись книги была готова, я решил подать заявку на издательский грант. В «Условиях конкурсов РФФИ» я прочёл, что в заявке нужно ответить на два серьёзных вопроса: 1. «Фундаментальная научная проблема, на анализ и обобщение результатов по которой направлен проект», и 2. «Конкретная фундаментальная задача в рамках указанной проблемы». Тогда я задумался: в чём может состоять «фундаментальная научная проблема», которой может быть посвящена подобная книга воспоминаний? И как можно проанализировать «обобщения и результаты, достигнутые при решении этой проблемы»?
Поразмыслив, я нашёл ответ на вопрос «Условий конкурса РФФИ». Вот, что я написал в заявке на грант РФФИ: «Постоянная проблема всякой науки состоит в необходимости периодического обновления (или замены) научных парадигм и идей, и их реализации. Биология XX века в России (Советском Союзе) после разрушительной для науки и образования сессии ВАСХНИЛ 1948 г. быстро столкнулась с необходимостью отказа от парадигмы «мичуринской биологии», от «учения» О. Б. Лепешинской и от диктатуры Т. Д. Лысенко, имевших партийно-государственную поддержку. Для Советского