– лучше их и не втягивать.
– Но может случиться так, что те короны, на которые не будет давления, пошлют подмогу. Нашей Кумсоре́, например. И тогда её силы возрастут вдвое. Такой сценарий нам не на руку.
– Не пошлют, – вмешался толстяк. – Вы не знаете ренов. Ни один альтерлидер не решится оставить корону без защиты, когда в любой момент на неё могут покуситься. Что-то не так, господин президент?
Все как по команде повернули головы. Президент сидел, слегка нахмурившись.
– Всё как должно быть, – после паузы ответил он. – Но риск слишком велик, и вы это знаете. Много нюансов, которые мы не можем контролировать… Люди и организации, что нам не подчиняются. Те же монахи – на чью сторону они встанут? Ведь может быть достаточно одного человека – или рена – случайно оказавшегося не в том месте, не в то время, чтобы всё испортить. Достаточно одного-единственного его непредсказуемого поступка – и всё рухнет.
– Риск велик всегда, – в голосе главного появились ледяные нотки. – Но вы все в курсе, что происходит с теми, кто не рискует. Мы сделаем всё, что можем – сделаем то, что должны. И когда всё закончится, мы с вами откупорим шампанское и отметим нашу победу, друзья.
***
– Что-то затевается, – сказал один сарбанид другому. – Я чувствую. Даже мой малец чувствует. Ты тоже должен.
Он кивнул на своего сына, чернявого парнишку с густыми и кудрявыми волосами и живыми, блестящими глазами, что, оседлав здоровенный валун, разглядывал пёстрый, суматошный утренний беспорядок вниз по склону. Лагерь вчера разбивали уже в сумерках, и уставшие от долгого перехода, тут же завалились все спать, едва поставив палатки. Теперь же воздух дрожал от пронзительных голосов женщин и детей, ржания коней, звона посуды, стука десятка топоров и хруста свежего снега под ногами.
– Он талантливый мальчик, – сказал второй, не оборачиваясь.
Он тоже смотрел на лагерь – но не праздно, как мальчишка, а деловито и цепко, выискивая взглядом криво поставленные палатки, беспризорных детей, ленивых девок, увиливающих от работы; оглядывал возы, расставленные по периметру, привычно выискивая уязвимые места и отмечая, в какую сторону лучше уходить по тревоге.
– Я к чему говорю, – помолчав, сказал первый. – Нити ведут к тебе… Точнее, через тебя. К твоему ребёнку.
– У меня нет детей, – невозмутимо ответил второй.
– Я знаю, – первый помялся с ноги на ногу, согреваясь. – Но это не такие узы, которые можно разорвать по желанию, Ра́ви. Я не хочу тебя обидеть – просто говорю: то, что я вижу, означает, что угроза идёт оттуда, где сейчас твой ребёнок – от колдунов, – он произнёс это слово, будто плюнул – так уж оно звучало на их языке.
– От них нам всегда угроза.
– Он был там недавно, – встрял в разговор паренёк, не оборачиваясь. – Был в короне. И говорил с ней. Так что он давно чувствует.
– А ну молчи, когда старшие разговаривают! – после секундного замешательства прикрикнул отец, и продолжил, сверля взглядом товарища: – Я не буду спрашивать, зачем, Рави… Ты мне просто скажи: