Там вы со своим рабом сможете недорого поесть.
Платон поднял палку, отдал капитану и повёл его за девушкой.
Таверна оказалась действительно недалеко. Капитан, который время от времени откидывал назад голову, чтобы посмотреть кругом, прочитал вывеску. Таверна называлась «Добрый Франциск», и перед её входом была ступенька. Капитан опять опустил глаза, нащупал палкой ступеньку и приготовился, было, взойти за Платоном, как девушка подскочила к нему и, взяв двумя руками под локоть, бережно ввела его в таверну. Платон, несколько оторопев, пошёл сзади.
В этой таверне, как и во всякой другой таверне любой точки мира в это время суток, было полно мужчин, которые сидели за столами, шумно разговаривали между собой под стук игральных костей, пили, курили и ели. На Платона и капитана пахнуло густым запахом мужских тел, сладкого рома и, конечно же, гаванского табака. Курили многие, если не все – откусывали кончик своей «табакос» зубами, сплёвывали его на пол и раскуривали сигару на свече, стоявшей на каждом столе.
Платон поискал глазами самый неприметный уголок зала, но девушка быстро повела капитана через зал. Пройдя патио*, где по случаю бури никого не было, и где ветер продолжал рвать верхушки пальм, она привела их в комнату, похожую на сарай. А впрочем, тут стоял стол и две лавки, и были окна, сейчас закрытые ставнями.
– Это – задняя комната, – сказала девушка. – Здесь вы можете спокойно поесть, и вашего раба не прогонят. Хозяин таверны – мой дядя. Сейчас я вам принесу лучшую его еду.
Капитан снял шляпу, оставив плащ на себе, и осмотрелся, как мог, через полуприкрытые веки. Их окружали стены, сложенные из известняковых блоков, в углу он заметил гору сваленного лука, да тут и пахло луком, и какие-то смутные воспоминания, расплывчатые образы стали тут же возникать, тесниться в его голове.
Девушка принесла им воды для умывания, ветчины, варёного петуха с рисом и обилием красного перца, потом гаспачо – салат из перца и, конечно же, хлеба. Капитан и Платон стали есть: Платон подкладывал капитану в руку лучшие куски и наливал ему вина. Все кушанья были очень острые, и, если бы не бурдюк с монтильским вином, которое оказалось превосходным, капитану с непривычки пришлось бы худо.
– У вас очень вкусный хлеб, сеньорита, – сказал капитан, когда девушка опять приблизилась к столу. – Очень ароматный.
– Это наш касаве – деревенский хлеб, он выпекается с добавлением юкки, который напоминает по вкусу картофель, – ответила девушка охотно и опять отошла.
Спустя какое-то время капитан сказал, склонившись к столу:
– Мы здесь как в ловушке… Мы не успеем прочесть «pater» и «ave»*, как нас сцапают.
– Что делать? – спросил Платон, почти не двигая губами.
– Удирать. Где она?
– Сидит возле входа.
– Что делает?
– Смотрит на вас во все глаза, – ответил Платон.
При этих словах капитан выронил кружку с вином. От неловкости он заулыбался, отдёрнул руку и опустил её под стол.
– А теперь она смотрит на вас и плачет, – сказал Платон.
– Чёрт!