Чечено-российские отношения и идея чеченской государственности. Политический очерк
Во-вторых, со стороны чеченцев эти договоры-присяги были объективным выражением желания чеченцев жить в мире и союзе с соседними народами и, конечно, с русскими. Но сама имперская сущность российского государства не предполагала возможности таких отношений. Уже после начала масштабной Кавказской войны царь Николай I в своём письме генерал-фельдмаршалу Паскевичу от 25 сентября 1829 года писал: «Предстоит Вам… усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных». Желательные для чеченцев отношения политического, экономического и военного союза и добрососедства Россия (царская, советская и современная, якобы демократическая) видела и видит только как отношения безусловного обезличенного гражданства в унитарном государстве. «Слепое повиновение и полное бесправие – вот идеал „гражданина“ Российской империи» («Навеки вместе», стр. 75). И те многочисленные акты (присяги, клятвы, договоры), которые подписывались под дулами пушек и которые по мысли российских политиков и военных должны были служить юридическим оформлением навязываемых чеченцам отношений подданства, самими чеченцами рассматривались только как установление союзно-договорных отношений и средство предотвращения уничтожения сёл и населения. Да и подписывались они в большинстве случаев тогда, когда сёла уже были подвергнуты карательным акциям. И было этих присяг, клятв и различных заверений со стороны российских военных огромное количество. Каждый поход российских войск сопровождался или подписанием бумаг с каким-нибудь селом, или уничтожением села вместе с жителями, а чаще всего – и уничтожением села, и подписанием документов, и взятием в заложники оставшихся в живых. В первом томе «Очерков истории ЧИАССР» историком Н. А. Тавакаляном дана исчерпывающая характеристика этим документам. Он подчёркивает, что эти документы отражают концепцию их составителей – представителей царских властей и местных социальных верхов – и всё-таки – «тенденцию объективного развития исторических событий и обусловленных ими настроений народа, желавшего жить в мире и дружбе с соседними народами, горцами, русскими переселенцами и казаками, пользуясь защитой могущественной России». Далее Тавакалян пишет: «…Из этих наивно-монархических документов ни в коем случае нельзя делать вывод, что чеченцы и ингуши, как и остальные нерусские народы, добровольно принимали самодержавно-крепостнические порядки и деспотическую власть царизма, давая обещание пассивно-примиренчески терпеть его гнёт» (указ. соч., стр. 90). А вывод такой уже в советское время, лет через десять после выхода данной книги, был сделан. И не столько историками, сколько политиканствующими партийными функционерами. Как пишет в своей книге «Мир чеченцев» историк Зарема Ибрагимова, «Было время, когда тот или иной народ историки с лёгкостью объявляли добровольно вступившим в российское подданство на основании первого же соглашения, договора местной знати с Москвой