а зоркость… Губы мы больше кусать не будем, найдутся кушанья и получше, да и горбиться не стоит… И уж конечно, маме придется взять назад свои слова и о раздражительности, и об упрямстве. Десять тысяч горгулий, да разве принцесса Юта не сможет взять себя в руки!
На дворцовой площади снова запели трубы. Юта подскочила, как ужаленная: а ведь Остин-то, наверное, давно приехал!
Она заглянула в воду фонтана – нос и глаза уже никому не могли выдать ее слез – и, подобрав платье, поспешила во дворец.
Посреди самшитовой аллеи ее окликнули. Звонкий голосок Май наполнял, казалось, каждый уголок парка:
– Юта, Юта! А вот ты где!
Рассмеялись несколько молодых голосов.
Юта обернулась.
По дорожке, усыпанной морским песком, важно шествовали Вертрана в обнимку с акмалийской принцессой Оливией, вокруг них весело носилась Май. Наперсница Оливии – а у Оливии была наперсница! – торжественно, как маршальский жезл, несла яркий летний зонтик, а чуть приотстав, шел, жуя травинку, контестарский принц Остин.
Юта на минуту задержала дыхание. Она не видела Остина почти полгода – он загорел, стал, кажется, еще выше ростом и шире в плечах. Воротник тонкой белой рубашки открывал шею и ключицы, и видно было, как покачивается в такт ходьбе камушек-талисман на золотой цепочке.
Юте захотелось убежать, но вместо этого она улыбнулась как могла приветливо и шагнула вперед.
– А где же ты была?! – весело выкрикивала Май. – Церемония встречи, оркестр… А ты знаешь, какая у Оливии карета?!
– Папа заплатил десять мерок золота, – нежным голоском сообщила Оливия, и, если младшие Ютины сестры считались хорошенькими, то акмалийская принцесса слыла красавицей далеко за пределами своего королевства. Сейчас она была в ослепительно-золотом, платье струилось по ней солнечными водопадами, на шляпке красовался золотой лебедь с настоящими перышками и янтарным клювом.
– Привет, Оливия. Привет, Остин, – пробормотала Юта.
Остин заулыбался – привычно обозначились ямочки на смуглых щеках.
– Почему тебя не было на церемонии, Юта? – негромко спросила Вертрана.
Юте тут же расхотелось говорить ей приятное.
Оливия предположила все тем же нежным голоском:
– Юта, наверное, не любит гостей…
Наперсница ее почему-то хихикнула.
Вертрана вдруг страшно расширила глаза:
– Твое платье! – прошептала она с ужасом, и, проследив за ее взглядом, Юта обнаружила пятна на розовом шелке – следы от раздавленных травинок.
– Ничего страшного! – тонко улыбнулась Оливия. – Такие маленькие зеленые пятнышки не в состоянии испортить такое большое розовое платье… Верно, Юта?
Наперсница снова прыснула.
– Только вот, – продолжала Оливия с фальшивой заботой в голосе, – только вот шляпка… Может быть, и к ней пришпилить что-нибудь зелененькое, для ансамбля?
– А правда, у Юты замечательная шляпка? – радостно вмешалась наивная Май. – Там