гранаты. Люди Кондратьева вели отчаянную перестрелку.
Дымовая завеса оказалась очень кстати. Колонна втягивалась в лес, в котором партизаны были как дома. Они пересекали лощины, заросшие орешником, обходили груды бурелома по знакомым тропкам. Гром боя стал еле слышным, потом оборвался. Чаща уплотнялась, растительность вздымалась непроходимой стеной.
Минут через пятнадцать отряд спустился в овраг, по дну которого и пролегал маршрут на базу.
– Привал, – объявил Глинский. – Пять минут курим и топаем дальше. Ковальчук – в дозор!
Бойцы с мрачными лицами усаживались на землю, доставали курево. Глупо рассчитывать, что Кондратьев и его ребята выжили в этом аду. Разговаривать людям не хотелось, они курили, прятали глаза.
Николаю Федоровичу тоже было не по себе. За два с небольшим года войны он так и не привык отправлять людей на смерть. Как-то стеснялся, что ли. В обычный бой – другое дело, там всегда есть шанс выжить.
Хороший парень Володька Кондратьев, грамотный, веселый. На Татьяну, правда, как-то туманно поглядывал, да и она на него. Это Николаю Федоровичу крайне не нравилось.
Кряхтел, гнездясь на склоне, полковник Елисеев.
Глинский невольно усмехнулся. Ничего, пусть разомнется на лоне природы. Это не на кожаной кушетке валяться в кабинете на Лубянской площади.
Время перекура еще не истекло. Наверху вдруг радостно закричал дозорный Ковальчук. Никто и моргнуть не успел, а по склону уже катился Володька Кондратьев, вполне себе живой, здоровый, улыбка от уха до уха, и даже пулемет не потерял. За ним еще двое, измазанные как черти, но меньше всего похожие на мертвецов.
– А что это мы тут загрустили? – радостно проговорил Кондратьев. – Неужто похоронили кого? Почему сидим, товарищи, о чем скорбим?
Партизаны засмеялись, задвигались, бросились обниматься с Володькой, хлопали по плечам его людей.
Невероятно!
– Кондратьев, доложить!
– Слушаюсь, товарищ командир! – Володька манерно вытянулся во фрунт. – Докладываю. Всыпали бравым хлопцам по самые гланды, аж сами удивились. Одна машина подбита, человек шесть отправили червей кормить, включая сотника Жулебу. Эта личность, Николай Федорович, вам, конечно, знакома. Враг зол, деморализован, побежал за нами в лес, но отстал, где-то ходит, аукается, наверное, грибы собирает.
Партизаны ржали. Какое ни есть, а удовольствие. Заливался хохотом Сенька Лепницкий, немного обиженный за то, что Кондратьев не взял его с собой. Парни сразу оживились, к ним вернулись силы. Теперь они могли воевать дальше, прямо сейчас уходить на свою базу, запрятанную в урочище.
Лишь полковник Елисеев недовольно ворчал. Не дали толком отдохнуть! Впрочем, претензий к этому командировочному ни у кого не было. Он в чужом монастыре свои порядки не чинил, сносил тяготы и лишения точно так же, как и все остальные, без скидок на звание и возраст.
Отряд уходил в глубину леса. Овраг петлял, но западное направление выдерживал. Когда он сгладился, по