ним возвышалась дама в темно-лиловой амазонке и высоких ботфортах. На обтянутую тугим лифом грудь спускались блестящие от влаги черные пряди.
– Господи боже мой, – вырвалось у него. – Что з-за м-маскарад?
Продолжая трястись всем телом, он поднялся и, близоруко прищурившись, заглянул в лицо видения. Черты сливались, точно распухли, кожа была голубовато-серой, как у утопленницы, вместо глаз – пустые глазницы, из перебитого подбородка торчала оголенная челюстная кость.
– Кто вы? Откуда свет?
Только сейчас он заметил, что откуда-то с потолка хлещет яркий свет и бьет прямо в глаза.
– Зачем явился и нарушил мой покой? – хрипло, как после продолжительного молчания, проговорила дама и с неожиданным проворством выпростала правую руку. Что-то сверкнуло, просвистело, и Иноземцев почувствовал, как обожгло грудь, будто хлыстом огрели. Беззвучно ахнул, опустил взгляд. От левого плеча к правому бедру пролегла тонкая красная линия и уже расплывалась пятном.
Он не успел поднять голову, как грудь украсилась второй полосой. Эта легла от правого плеча, образовав крест с предыдущей. Падая на колени, Иноземцев успел подумать, что флеботомия при его нынешнем состоянии весьма кстати. Но лихорадка не прошла. Более того, прикосновение шпаги, которую дама, как оказалось, прятала за широкой юбкой, только на мгновение обожгло тело. Боль отступила, вернулся озноб. Иноземцев собрался расстаться с жизнью, но не тут-то было.
Перед глазами просвистел клинок. «Что ей надо? Она ведь уже убила меня», – пронеслось в голове. Но, видимо, инстинкт самосохранения продолжал действовать. Иноземцев успел отпрянуть, кончик шпаги лишь слегка задел ухо. Перевернувшись, он вскочил и бросился наутек. Вылетел на лестницу, кинулся вниз, но снова оступился, да так неловко, что насчитал виском пять ступенек, а на шестой колдовской свет для него померк.
Глава IV. Мими
– Иван Несторович, Иван Несторович! Ваня, Ванечка, проснитесь, миленький!
Иноземцев продрал глаза. Нет, не показалось: возле него, склонившись, с покрасневшими от слез глазами, стояла на коленях Ульянушка и вытирала подолом платья его расшибленное лицо. Сам он распростерся на ступеньках, неудобно прильнув плечом к перилам.
Открыть-то глаза он открыл, но поначалу не смог шевельнуть и пальцем. К счастью, оцепенение длилось недолго. Стоило ему согнуть локоть и колено, как боль вернулась и заставила его жалобно застонать.
– Иван Несторович, куда вас занесло? Нет, не отвечайте! Вам, должно быть, так больно! Бедненький вы мой…
Ловкими движениями она ощупала спину, руки, ноги, запустила теплые пальчики в волосы – проверяла, нет ли перелома.
– Ушиб довольно сильный, но не опасный. – Она оттерла струйку крови, которая норовила заползти за шиворот сорочки. – Вы можете приподняться и опереться на меня?
Иноземцев улыбался, наслаждаясь ее участием. Как она его назвала? Он все слышал! Ванечкой она его назвала…
Заметив, как он смотрит,