английский и другие формы английского внедряются в соответствующие принимающие культуры, и они, по-видимому, будут продолжать различаться, пока не станут схожи внутри отдельных культур, точно как романские языки эволюционировали из латыни. Однако в отличие от итальянского, французского и испанского эти выросшие из английского языки будут либо употребляться небольшой группой людей внутри одного общества, либо они будут использоваться в первую очередь для общения между определенными лингвистическими группами.
Все эти процессы можно наблюдать в Индии. В 1983 году, например, там насчитывалось 18 миллионов людей, говорящих по-английски, из населения в 733 миллиона, а в 1990 году 20 миллионов из 867 миллионов. Таким образом, доля говорящих по-английски людей среди индийского населения остается относительно стабильной – от 2 до 4 % [13]. За пределами узкой элиты, использующей англоязычную документацию, английский даже не играет роль lingua franca. «Повседневная практика, – утверждают два профессора английского языка из университета в Нью-Дели, – показывает, что если вы отправитесь в путешествие из самой южной конечности Кашмира в Каньякумари, то вам будет намного проще общаться на хинди, а не на английском». Кроме того, индийский английский приобретает все больше индивидуальных характеристик: он индинизируется, или, скорее, локализуется, поскольку возникают различия между английскими языками носителей разных локальных языков [14]. Английский впитывается в индийскую культуру, точно как же, как санскрит и персидский были впитаны до этого. В течение всей истории распределение языков отражало распределение влияния в мире. Наиболее широко употребляемые языки – английский, мандаринский, испанский, французский, арабский, русский – являются или были языками империалистических государств, которые активно поощряли использование своего языка другими народами. Сдвиги в распределении влияния привели к сдвигам в распределении языков. «…Два столетия британского и американского колониального, коммерческого, индустриального, научного и финансового могущества оставили значительное наследство в высшем образовании, управлении, торговле и технологии во всем мире» [15]. Британцы и французы настаивали на том, чтобы в их колониях пользовались их языком. После обретения независимости, однако, большинство бывших колоний попыталось в разной степени и с разным успехом заменить имперские языки своими местными. В пору когда влияние Советского Союза было в зените, русский был lingua franca от Праги до Ханоя. Спад советского могущества сопровождался параллельным снижением использования русского в качестве второго языка. Как и в случае с другими формами культуры, усиление могущества порождает как лингвистическую гордость носителей языка, так и стимул для других учить этот язык. В безумные дни сразу же после падения Берлинской стены, когда казалось, что объединенная Германия стала новым колоссом, возникла примечательная тенденция: немцы, бегло говорящие по-английски, на международных