в незапамятные времена гигантская чаша с морскою водой, из неё выкатывался в назначенное время на небо Орс, сперва красный и большой, и, лишь спустя пару минут принимавший более традиционные размер и окраску.
Он, как и повелось, катился по небу к Западу, где среди мирных зелёных и коричневых, необыкновенно приятных холмов и находил вечернее упокоение. Бывало, и часто, что он принимался гнаться за бледной Бриджентис, ежели той припадала охота взойти на небо с утра раннего, или припоздниться с заходом в утренний предрассветный час, когда она повисала прямо в окне Вединой комнаты и была какая-то чуждая, и ближе, чем обычно. Казалось, что эта монументальная монета блёклого золота вот-вот вкатится в призывно распахнутое окно красавицы.
Старинная картинка в рамке на песочных обоях, изображающая бой двух чудовищ – косматого и чешуйчатого – в лучах Бриджентис выглядела новенькой, налакированной. Лохмач, в котором угадывался исполинский медведь, был смертельно ранен противником и умирал.
На следующее утро после посещения мебельщика было прохладно, розы крепко спали и не думали распускаться, в посёлке сильно пахло морем.
Мэр ещё почивал на кровати «Королевский приют», блаженно поджимая и распуская коготки на сладко натруженных лапках, а прочие горожане – кто ставил на конфорки джезвочки с холодною водой, кто уже пил этот волшебный напиток забвения – кофе – из излюбленных в посёлке двудонных бокальчиков, которые спустя семь с лишком тысячелетий после известных событий в Атлантиде и почти двадцать после описываемых здесь, как я предполагаю, воспоёт красивый и добрый старик, лучший из романистов.
Весь великий материк Гиперборея в этот час пробуждался и ждал, когда вторая Гостья, маленькая Сестричка Бриджентис появится из блестящих облаков, густо роившихся в тысяче километрах над поверхностью металки, и всегда сопровождавших восход этого забавного небесного тела, не имевшего названия.
Ведьма не может умереть
Ведьма не может умереть, пока не найдёт себе замену.
Ведьма умирала. Она изо всех сил звала, но ответа не было. Она не выглядела старой, не выглядела и молодой. Волосы её так были белы, что никто – и сама Бриджентис не определила бы, пожалуй, – результатом чего явилась эта белизна – неуёмного применения некачественных косметических средств или же то был естественный ведьмин цвет.
Гладкая бледная кожа туго обтягивала худое лицо, над грубоватыми скулами маленькие раскосые глаза слабо светили ей к ночи и меркли перед рассветом. Свет их был какой-то скользящий, будто из множества огонечков.
Когда Орс заглядывал в них – а они ему нравились, ведьма любила смотреть на него в упор – были эти глаза лилово-синие, как у ерша, с толстыми, как проволока, редкими густо чёрными ресницами.
Она носила неизменно узкое платье из серого сукна, но под ним плоть истончилась и, храня очертания хорошей женской фигуры, сделалась