Теофила Готье; знакомы вы с этим произведением?
– Знаком: это одна из прелестных новелл вашего почтенного соотечественника. В чем же заключается ваш сюжет?
– Помните вы Via delle Tombe[2] в Помпее?
– Помню хорошо, я даже сделал несколько заметок о ней.
– Заметили ли вы на правой стороне, между памятниками фамилий Истацидия и Либеллы, памятник Неволей Тикэ и Мунация Фауста?
– Да, разумеется, и помню еще на его фронтоне изображение самой Неволен, сделанное, как мне показалось, мастерским резцом.
– Не думаете ли вы, что женщина, очевидно богатая, устроившая такой грандиозный и дорогой монумент от себя и для человека, принадлежавшего к высшей городской аристократии, но не бывшего ее мужем, по крайней мере законным, так как этого не указывает надпись, говорящая о Неволее как об отпущеннице Юлии, не помню, дочери или племянницы императора Августа, – не думаете ли вы, что такая женщина, ее жизнь, не может служить сюжетом романисту, тем более что о ней не упоминают историки? Благодаря последнему ваша фантазия будет вполне свободна.
– Стойте, стойте! – воскликнул тут английский баронет, сидевший против меня и не проронивший ни одного слова во время нашего разговора. – Мне кажется, что в этом случае я могу помочь вам. Мой отец был любителем античных вещей и много раз посещал Помпею. Он говорил мне, что во время Бурбонов тут не обращали внимания на всякую мелочь и не было такого строгого надзора; можно было свободно бродить по Помпее и даже покупать различные вещи в минуту их открытия, не очень опасаясь смотрителей. Он показывал мне шкатулку из красного дерева, заказанную им самим; в ней он хранил какие-то темные папирусы, покрытые греческими письменами и приобретенные им за дорогую цену у одного неаполитанского антиквара. Я не знаю, были ли найдены в Помпее другие папирусы, так как все те, которые нам известны из иллюстраций, отысканы в Геркулануме. Что же касается упомянутых мной, то так как ни я, ни мой отец не могли разобрать их, и боясь, вместе с тем, чтобы они, почти уже обуглившиеся, не были окончательно испорчены временем, мы однажды отправились с драгоценной шкатулкой к господину Гайтеру, известному ученому, жившему, как и мы, в Лондоне и напечатавшему в то время одно из своих серьезных исследований о манускриптах, найденных в Геркулануме. Гайтер необыкновенно обрадовался, увидев наши папирусы, и несколько раз воскликнул, посматривая на них: «О! Это драгоценность! Это драгоценность!»
– О чем повествовали они? – спросил я нетерпеливо.
– Об этой Неволее Тикэ, – ведь это имя я слышал в вашем разговоре?
– Так ли это? – спросили мы с французом в один голос, будучи немало удивлены таким открытием.
– Совершенно так. Гайтер, возвращая нам, спустя некоторое время, папирусы, передал нам также и перевод их содержания на английском языке. Копию с этого перевода я пришлю вам из Лондона.
– I thank you, – воскликнул я, выражая англичанину свою благодарность на его родном языке и крепко пожимая обе его руки.
Обрадованный