и самым серьезным образом подумывал о самоубийстве, так нестерпимо было мне подобное унижение. Хорошо еще, что мой добрый друг Фэган вовремя меня утешил, поделившись со мной следующими соображениями.
– Не принимай этого близко к сердцу, бедный мой мальчик! – сказал он. Палочные удары не такой уж позор. Все зависит от точки зрения. Прапорщика Фэйкенхема всего лишь месяц назад самого пороли в Итоне. Держу пари, что спина у него еще и сейчас свербит. Выше голову, мой мальчик! Неси честно службу, будь джентльменом, и ничего худого с тобой не случится.
Потом уже я узнал, что мой заступник учинил мистеру Фэйкенхему разнос, предупредив, что, если такое повторится, он, Фэган, сочтет это за личное оскорбление, после чего тот на время унялся. С сержантами я сам поладил, пригрозив, что, если кто меня ударит, я убью его на месте, я не посмотрю, ни кто он таков, ни какое мне за это будет наказание. И было в моих словах нечто столь убедительное, что вся свора приняла их во внимание, и пока я находился на английской службе, ни одна трость не коснулась плеч Редмонда Барри. Я и в самом деле был в таком бешеном, мрачном состоянии духа, что, клянусь, только и мечтал услышать, как над моим гробом играют траурный марш. С производством в капралы положение мое кое в чем улучшилось: в виде особой милости мне было позволено столоваться с сержантами. Я угощал этих каналий вином и проигрывал им деньги, которыми бесперечь снабжал меня мистер Фэган, мой добрый друг.
Наш полк, расквартированный под Штаде и Лунебургом, получил приказ срочно двигаться на юг, к Рейну; ибо поступили сообщения, что при Бергене близ Франкфурта-на-Майне наш фельдмаршал принц Фердинанд Брауншвейгский потерпел поражение – или, вернее, встретил отпор – в своей атаке на французов под командою герцога Бролио и вынужден был отойти на новые позиции. Но едва союзники отступили, французы двинулись вперед в неудержимом марше, угрожая занять Ганноверское курфюршество нашего всемилостивейшего монарха, как это уже было однажды, когда д'Эстре побил героя Куллоденского, доблестного герцога Кэмберлендского, и принудил его подписать капитуляцию в Зевенском монастыре. Наступление на Ганновер всякий раз вселяло смятение в царственную грудь английского короля: мы получили свежие подкрепления, нам и нашему союзнику прусскому королю были присланы конвойные суда с казной, и если, невзирая на такую подмогу, армия под началом принца Фердинанда была все же значительно слабее, нежели силы вторгнувшегося неприятеля, то зато мы могли похвалиться лучшим снабжением, а также величайшим в мире полководцем, – я мог бы сюда прибавить испытанную британскую храбрость, но чем меньше мы об этом скажем, тем лучше! К сожалению, милорду Джорджу Сэквиллу не удалось увенчать себя лаврами под Минденом; в противном случае, там была бы одержана одна из величайших побед нашего времени.
Выйдя наперерез французам в их продвижении в глубь курфюршества, принц Фердинанд мудро взял в полон вольный город Бремен, сделав его своим цейхгаузом