мне письма миледи?
– Что за странная просьба? – воскликнул он с возмущением.
– Не сердитесь! Ну, а если я предъявлю вам письма леди Линдон, вы покажете мне, что она вам пишет?
– Черт побери, что это значит, мистер Барри?
– Это значит, что когда-то я страстно любил леди Линдон. Это значит, что и она – как бы это сказать – отличала меня перед другими. Это значит, что я и сейчас люблю ее безумно и либо сам умру, либо убью человека, который станет у меня на дороге.
– Вы собираетесь жениться на самой богатой, самой родовитой невесте в Англии? – надменно удивился лорд Джордж.
– Во всей Европе нет человека, чья кровь благороднее моей, – возразил я. – Но это не значит, что я питаю какие-то надежды. Я знаю только, что, сколь я ни беден, было время, когда эта богачка не гнушалась моей бедностью, и что каждый, кто вознамерится на ней жениться, должен будет перешагнуть через мой труп. Счастье ваше, – добавил я угрюмо, – что при нашей встрече я не знал о ваших видах на леди Линдон. Милый мальчик, я уважаю вашу храбрость, и вы мне симпатичны, но в Европе нет шпаги, которая устояла бы перед моей, и вам пришлось бы сейчас покоиться на более узком ложе!
– Какой я вам мальчик! – презрительно фыркнул лорд Джордж. – Вы всего на четыре года старше.
– Я старше вас опытом лет на сорок. Я прошел огонь и воду. Всем, чего я добился в жизни, я обязан самому себе, своей ловкости и отваге. Я участвовал в четырнадцати кровопролитных сражениях, дрался на двадцати трех поединках и только однажды был оцарапан шпагою французского maitre d'armes[53] и тут же убил его на месте. Семнадцати лет я начал самостоятельную жизнь, без гроша в кармане, а теперь, двадцати семи лет от роду, обладаю капиталом в двадцать тысяч гиней. Так неужто вы думаете, что человек моей отваги и энергии отступит перед чем-нибудь для достижения своей цели? И что, имея на вдову известные права, я не решусь их предъявить?
Пусть я кое в чем приукрасил истину (ибо я приумножил число сражений и поединков, в коих довелось мне участвовать, а также размеры моего состояния), но я видел, что речь моя производит впечатление, и что лорд Джордж внимает ей с величайшей серьезностью. Под этим впечатлением я его и оставил, чтобы дать ему как следует переварить мои слова.
Два-три дня спустя я снова зашел к больному, на сей раз с пачкой писем, которые я в свое время получил от леди Линдон.
– Я покажу вам кое-что, – сказал я, – но только строго между нами: как видите, это локон ее милости, а это ее письма за подписью Калисты, обращенные к Евгенио; а вот сонет – «Лишь солнце на небо грядет и меркнет бледный Цинтии лик», посвященный графиней вашему покорнейшему слуге.
– Калиста, Евгенио! «Лишь солнце на небо грядет!..» – вскричал молодой лорд. – Уж не сон ли это? Клянусь, милый Барри, эти самые стихи вдова прислала мне! «И бор и дол им шлют привет и звонкий жаворонка крик».
Я невольно рассмеялся, услышав от него продолжение сонета, посвященного моей