Сенатской.
И вот навек запечатлен
Тот миг… Загадочно-недавен
В моих ушах, как сон, как тлен,
Звенит-звенит еще – «Коль славен»…
(Татиана Остроумова)
Минимум деталей имеет своей мотивировкой тот тип видения, которое оставляет после себя в вербализуемом остатке именно метонимические фрагменты – сновидение. Так, в стихах Льва Гордона, написанных перед отъездом в Европу:
Мой Петербург, где умер Гумилев,
Где ночью люди говорят о Блоке…
И снятся мне у новых берегов
Твои горбатые мосты и доки.
Можно говорить об особой поэтике эмигрантского миража, который может быть немым и звуковым, и Петербург сравнительно с Москвой скорее беззвучен – вот вариации «Песни Миньоны» у петербуржанки Татианы Остроумовой:
Туда, где воздух чист и волен,
Где на булыжнике трава,
Где средь узорных колоколен
Расселась жирная Москва.
Туда, туда, где Питер четкий
Вонзил в луну блестящий штык,
Где близок ночью, сквозь решетки,
Дворцов таинственный язык.
Расписанное видение жанрово тяготеет к стиховому описанию картины, симптомом этого тяготения становятся словесные портреты конкретных петербургских картинок. Так, Вера Лурье, ученица Гумилева, вослед «Заблудившемуся трамваю», вводит в свое воспоминание вывеску «зеленной»:
И гуляют важные торговцы,
Наслаждаясь солнцем и весной,
Точно нарисованные овцы
С вывески соседней зеленной.
или вывески у Михаила Струве, тоже числившегося в учениках Гумилева (Гумилев говорил о Маяковском: «Не больше нашего Струве»):
Немудрые мелькают магазины.
Золоторогий бык и красной рыбы
Разрез на блюде с вилкой посреди.
Другие петербургские картинки берутся из интерьера – вот у того же Михаила Струве комнатка курсистки:
И над девичьей белой постелью,
Ни цветов, ни крикливых картин,
А «Сестра Беатриса» и рядом
Генрих Ибсен, Толстой и Куприн.
Или у него же – комната белошвейки
Ты кипятила кофей. Руки наши
Встречались, так был столик мал.
И только с карточки безумный Гаршин, —
Ты помнишь? – нас не одобрял
Петербургский поэтический текст вообще склонен накапливать и сводить в единый иконостас обозначения и переложения «картинок», обрамленных композиций – от ведуты (у Марии Веги: «И Петербург, стихи напевший мне, свернувшись, лег в гравюру на стене») до витрины:
Мощность Петропавловской твердыни,
Шпиль Адмиралтейства в облаках
И у Елисеева в витрине
Пара неуклюжих черепах!
(Г. Сатовский-младший)
Расстояние от витрины до петербургского окна не столь уж велико —
И в одном из кривых, из малых
Деревянных ее домов
Переплетный мастер Измайлов
Жил