объясняю. Открываем грузовик, выносим на свет белый мальца. Тот морщится, чихает. Кормим хорошенько, чтобы снова уснул. Отходим от грузовика с включенными аварийными огнями, спускаемся к каналу. Раздвигая камыши, ступаем по склизкому илу. Бревнами качаются в воде сомы. Их тут никто не ест, вот они и вымахивают. А что, если мальчишку они и?.. Так, а разве не для того мы пускаем корзину по водам? Оставляем люльку в воде, толкаем… Сначала люлька как будто не двигается, но становится все меньше и меньше. Плывет, значит. Исчезает за полем, наконец. Впереди – рукава Сент-Лоран. Это весьма внушительный господин, глубиной до 50 метров и шириной до нескольких километров. В эти рукава он и стряхнет косточки нашего дауна, чтобы тот возродился жар-птицей, Василисой Прекрасной. Но уже в следующей жизни, в следующей.
Дима облегченно вздыхает, утирает пот. Благодарит меня. Вскакиваем в грузовик, мчимся в Сент-Брюно. Впереди частный дом и, значит, спортивные тренажеры в подвале. От таких развязываются пупки, вылезают через уши грыжи. Паркуем грузовик во дворе дома задом, сносим кипарис. Навстречу бежит хозяин. Знаем ли мы, сколько стоит это дерево?! Натягиваю на руки перчатки, от которых мебель с руки не соскальзывает, и вижу, что кожа в крови. Но это солнце. Оно красное. Завтра, значит, похолодание.
Больше всего на свете миллионер Брюбль мечтает о двух вещах: о манде и о том, чтобы установить в Монреале памятник Сталину. Причем это никак не связано. Манда сама по себе. И Сталин сам по себе. Не исключено, что у него под кителем и члена-то не будет, но это не имеет для миллионера Брюбля никакого значения. Член у него и у самого есть. Настоящий франкоканадский член: получивший с рождения номер социального страхования, страховку, паспорт. Право голосования, наконец! Конечно, со второй мечтой не все ладно. Проклятые англоамериканцы не дадут почтить память Сталина… Они захватили старую добрую Аркадию… французскую Луизиану… все Америки захватили, которые уже говорили по-французски. Послушать Брюбля, так здесь рай был! Пуговицы на штанах французских гостей – он подчеркивает, гостей, а не колонизаторов! – подшивали, причем добровольно, индианки. Французы за это учили аборигенок поцелуям по-французски. С языком! Монахи учили индейских детей катехизису, а те за это святым отцам отсасывали. Канадские индейцы плакали от радости, когда к берегам залива Гудзона подплывали французы. Индейцы ведь знали: это плывут гастрономия и фуа-гра, Вольтер и мода, l’amour à la trois[40] и опера. Так и случилось! Вся Канада начала готовить соусы, жрать их с фуа-гра, читать Вольтера, носить шмотки по парижской моде, трахаться втроем и петь арии. Так все и было! Триста лет в Канаде царило благополучие… Рай, эпоха благоденствия. Золотой век! А потом пришли англичане сраные, – разглагольствует миллионер Брюбль у себя на кухне, думая при этом о манде. Конечно же, о манде. Ради этого он меня к себе домой и позвал. C’était le but principal, Vladimir[41]. Но, конечно, он не смог удержаться от чтения лекции на тему счастливой франкоговорящей Америки, франкоканадцы…